Несущая смерть

Нищий хранит мешок с железными монетами кука под камнем возле Железнодорожного моста. Второй Бутон Гильдии оправился и снова на ногах.

Начальник грузовой станции продает чи торговцам с черного рынка.

Наконец, голос Мальчика перекрывает их шепот, словно в основание черепов горожан вонзили нож. Он ищет известия о разрисованных людях. Тех, кто правит Кигеном с часа Волка и до часа Феникса, теперь, когда парни в железных одеждах отправились на север сражаться и умирать.

И тогда ему отвечают. Они говорят о складе рядом с заливом, где повсюду расставлены ловушки: отравленное мясо, которое выкашивает их ряды, оставляя вздувшиеся кровавые трупы. Поэтому дети сточных канав держатся подальше. Но люди с татуировками идут туда с сумками, полными не еды, а чего-то иного, что лязгает и звякает, как железные одежды парней, ушедших на север погибать.

И Мальчик спрашивает их, одного за другим, не помогут ли они. Спрашивает так, будто это не просьба.

И они начинают бояться. Мальчик. Принц нищих. Он вернулся.

Они кланяются. И царапаются.

И делают то, о чем он не просит.

Джимен сидел в гостиной, пересчитывая деньги.

Целые стопки денег. Кучи денег. Унылые серые горы. Прямоугольные железные косички с оттиском императорской печати. Маленький бухгалтер внимательно изучал монеты, складывая их в аккуратные башенки, подсчитывая суммы на старинных костяных счетах. Военные трофеи росли в цене, как и цены на черных рынках, стремясь вверх по мере того, как рушилось всякое подобие порядка в Кигене, и банды якудза, которые долгое время страдали от закона сёгуна, выбрались из темноты, чтобы заявить о своих правах.

Агенты якудза приходили и уходили, приносили новые сумки, пахнущие дымом, кровью и сексом в подворотне. Джимен едва отрывал глаза от бухгалтерских книг. Он предложил привлечь больше людей, чтобы помочь с подсчетом, но доверие Шинши практически испарилось после ограблений, которым они подверглись в прошлом месяце. Этот грязный говорун с крысами и его друзья…

Мальчик сбежал вместе с сестрой благодаря хаосу, устроенному нападением на город повстанцев. И хотя они были бы дураками, если бы вернулись, Джентльмен все равно потребовал, чтобы отныне девизом Детей Скорпиона стала безопасность.

Думая о деньгах и людях, которых они потеряли из-за мальчишки и его железомёта, Джимен не мог не согласиться.

Час был поздний, и ему казалось, что в глаза насыпали песка. Джимен потянулся, зевнул, прислушиваясь к шуму дождя и разглядывая фреску с изображением Господа Идзанаги на стене. Бог-Создатель был изображен в знакомой позе: он мешал океан творения копьем.

Рядом с Идзанаги находилась госпожа Идзанами.

Жизнь никогда не была простой, подумал Джимен. Такова судьба человека. Даже когда он получал то, что хотел, полученное редко соответствовало тому, на что он рассчитывал. Если бы он взобрался на высочайшую вершину, но за ней бы открылась другая, еще более высокая, на которую тоже можно было бы взобраться.

Только Господь Идзанаги стоял выше всех, выше, чем мог подняться любой смертный.

Но даже у Создателя была безумная жена-стерва, с которой ему пришлось иметь дело…

Наверху, в тени потолочных балок что-то шевельнулось, заставив Джимена вздрогнуть. Мужчина, прищурившись, посмотрел на силуэт и выругался, потянувшись за танто, висевшим на поясе. Крыса-трупоед уставилась на бухгалтера блестящими и пустыми глазками, будто отлитыми из черного стекла, в глубине которых мерцал свет фонаря.

Грызун оказался более полутора футов в длину, с облезшими ушами, желтыми зубами, торчащими во рту, как зрители на арене.

Крыса втянула носом воздух, наклонив голову и моргая.

– Ах ты, тварь… – прошипел Джимен. – Как тебе удалось миновать приманки?

С расположенного снаружи склада раздались крики, приглушенные расстоянием и старым деревом. Джимен повернулся как раз в тот момент, когда дверь открылась, а из-за косяка высунулась голова и покрытая татуировками гора мышц.

– Проблема, – сказал гангстер. – Оставайся здесь, Джимен-сама.

Бухгалтер взмахнул ножом и попятился в угол. Крыса уставилась на него сверху вниз пустыми кукольными глазами, черными, мертвыми. Джимен вздрогнул, услышав громкий хлопок, потом мужской крик. Взглянув на кинжал в руке, отложил его в сторону и поднял длинную дубинку тэцубо, лежавшую у двери. Четыре фута шипованного железа удобно легли в ладонь успокоительной тяжестью.

Крыса на потолке наклонила голову.

Моргнула.

Второй хлопок, затем третий. Очередной крик, как у младенца, вырванного из материнской утробы, – мелодия конца, которого на самом деле не заслуживал ни один человек. Джимен смахнул внезапно выступивший на лбу пот, попятился еще дальше в угол и, несмотря на осознание того, что между ним и приближающейся «проблемой» стоит дюжина максимально свирепых громил, поймал себя кое на чем. Он пожалел, что у кабинета нет еще одного выхода.

И с силой вдавился спиной в стену.