Несущая смерть

Юкико стояла обнаженная, затерявшись в собственном отражении. Кожа бледная, как снег Йиши, длинные стройные ноги, на плечи мягкими волнами ниспадают черные волосы. Повернувшись боком, она изучала живот в профиль, будто хотела найти в нем ответ на каждую загадку, на каждый вопрос.

Юкико провела по нему рукой, ощущая изгибы кожи и мышц. Она уже начинала набухать.

Теперь она могла не только чувствовать, но и видеть их.

Крошечный островок, запертый за стеной, которую она возвела в Кеннинге. Огонь, горящий внутри, ожидающий за барьером, который она создала в голове. Теперь она снесла преграду, испытывая острую боль, которая, словно раскаленный нож для колки льда, вонзилась в череп. Но зато она могла чувствовать все и всех. Ласточек, шуршащих крыльями в полуночном саду, паразитов, ползающих в сточных канавах, щенка Мичи, пыхтящего во сне. Буруу устроился на стропилах, его грызло растущее чувство вины. Кайя парит над головой, взывая к грому, в голове у нее – слезы и написанные кровью портреты.

Маленькие изломанные фигурки. Черные перья и крики.

Люди. Сколько людей. Охранники кивают и дежурят на постах, бормочут над картами генералы, потеют в кузницах кузнецы, крестьяне наполняют мешки песком, а матери утешают детей. Даймё Исаму, Йоши, Акихито, Хана перепутались так, что их вроде бы и невозможно распутать, однако они все же настолько разные, что Юкико вполне способна распознать их очертания.

И наконец, малыши в ее чреве. Никаких мыслей, которое стоило бы озвучивать, только жар и пульсация в темноте утробы.

Вот и весь их мир. В ней.

Во мне.

Как много… Это уже чересчур. В висках пульсировало, на губах ощущались тепло и соль.

Стоп. Хватит.

Она с силой восстановила барьер, словно окно захлопнула с грохотом, слишком много всего, слишком… Лицо в зеркале было до подбородка измазано кровью, стекающей струйками на пол. Юкико снова провела рукой по животу, почувствовала его. Она уверена: уже появился крошечный изгиб. Неужели это ее реальность?

Интересно, так и должно быть? Как чувствуют себя женщины, в жилах которых течет кровь ёкаев? Их дети тоже обладают даром? Ей не у кого спросить. Она блуждала во тьме, неуверенная, испуганная, еще с тех пор, как началась бесконечная сага. Танцующая с бурей. Убийца сёгунов. Губительница династий.

Боги, если бы они видели меня такой, какая я есть на самом деле.

Но ничего невозможно изменить. Остается одно – победить или умереть. Она знала это так же точно, как помнила свое имя. Когда Юкико подумала об армиях, выставленных против них, не было никаких сомнений: она встанет и будет сражаться – и если это храбрость, значит, она должна вести себя именно так.

Это казалось легко, когда единственной альтернативой храбрости было преклонить колени и молиться.

Но как сделать больше, чем просто ввязаться в драку и быть повергнутым в пыль? Как биться по-настоящему и победить? Того немногого, что у них есть, явно недостаточно.

Ведь им невозможно остановить гайдзинов, Тора, Фушичо и Землекрушителя. Одной смелости недостаточно, чтобы выиграть войну. Им нужны мечи.

Мечи и когти.

Кто-то постучал в дверь, едва слышно, как будто упали срезанные перья.

– Минутку, – отозвалась Юкико.

Она быстро смыла кровь, надела траурно-черные одеяния, оби, двенадцать раз обернутый вокруг талии. Танто скользнул внутрь пояса, и Юкико завязала его. Кинжал – все, что у нее осталось от отца, и он грел душу, как огонь, не дающий замерзнуть в зимнюю стужу.

Катана, подарок Даичи, клинок, который он назвал в честь ее ярости, – вот то, что у нее осталось от человека, который научил Юкико гневу.

А более у нее ничего нет.

И они считают меня героем.

– Заходите, – сказала Юкико.

Дверь скользнула в сторону, и порог переступила Мичи, легкая, как перышко, тихая, как кошка. Она держала сверток из черной ткани. Она поклонилась, как служанка, которой когда-то притворялась. Юкико вспомнила, что именно такой увидела ее впервые: входящей в купальню во дворце сёгуна с охапками шелка в руках.

Это было будто вчера.

– Я помню день, когда мы встретились, – улыбнулась Юкико.

– Помнишь, что я тебе принесла? – уточнила Мичи, усмехнувшись.

– Платье. Двенадцать слоев и сорок фунтов. Боги, как не хотелось его одевать, я сразу возненавидела наряд.

– Да уж, извивалась, как рыба.

– Я чувствовала себя идиоткой.

– Думаю, сейчас все будет по-другому. – Девушка прошлепала к кровати Юкико, положила туда сверток и развернула его.

У Юкико перехватило дыхание, в груди вспыхнул жар, мышцы расслабились, а на губах расцвела улыбка.

– Какая красота!

Это был нагрудник из черного железа с тиснением в виде девятихвостых лисиц. Металл отполирован до матового блеска и изогнут так, чтобы соответствовать форме женского тела – работа настоящего мастера.

– Я поговорила с главным кузнецом, когда мы прибыли. Как ни странно, но обычно они не делают нагрудники для дам, – объяснила Мичи. – Но когда я ему сказала, что это для Танцующей с бурей, он ответил, что не ляжет спать, пока не закончит.