Несудьба

– Не вижу тут старых друзей, чтобы хотеть их обнимать, – все-таки рычу, потому что слушать этот бред просто не готова! Ничья, говорит… Он серьезно, вообще? Как так сильно мог измениться человек, которого я считала самым близким, а?

– О, ты разговариваешь? – паясничает он. – На вопрос-то ответишь? Почему женский хоккей?

– Потому что с ними нечего бояться. Представляешь? – ругаю себя мысленно за то, что разговариваю с ним, но остановиться уже не могу. Все мое терпение лопнуло. И даже как будто не страшно сейчас! Просто мы в центре города, тут туча людей рядом, надеюсь, у него не хватит мозгов делать со мной что-то…

– А со мной есть чего бояться? – спрашивает так глупо. Сереж, ну где ты? Почему не звонишь? Мне было бы в разы уютнее, если бы ты был рядом.

Я бросаю на Максима взгляд, полный презрения, как мне кажется, вместо ответа. Потому что, ну. Он несерьезно ведь эти вопросы задает, правда?

– Поговори со мной, – настаивает он. Я складываю руки на груди, закрываясь от него еще сильнее, и не понимаю, почему цветочный находится так далеко от ледового. Мы уже целую вечность идем рядом!

– Нам не о чем говорить.

– Да ну? У нас много тем для разговоров, Малышкина! – Он говорит так спокойно, словно в его жизни все прекрасно и никаких жутких сцен с моим участием и участием моего молодого человека там не было. Как будто избивал Сережу и издевался надо мной вообще не он, а какой-то абсолютно другой парень.

– Ни одной, – пытаюсь съехать с разговора.

– Одна точно есть. Например, та, что я изменился. Понял свои ошибки. Хочу общаться, но ты меня везде заблокировала, не мог написать.

– Интересно почему? Странно, правда? Никаких предпосылок не было! – становлюсь настоящей язвой, но иначе не выходит! Он раздражает и расстраивает меня просто невыносимо, хочется сбежать куда-нибудь подальше.

Думала, что перейду в женскую команду и заживу себе спокойно, а в итоге и тут покоя нет… Ужас!

– Я изменился, – настаивает он. – Случился неприятный инцидент, давай забудем?

– Я от твоего неприятного инцидента, как ты выразился, два месяца нормально спать не могла. Как-то не забывается, знаешь ли.

– А ты колючая стала.

– А вот пришлось, Максим, – говорю ему и наконец-то убегаю в тот самый цветочный, до которого шла. Он за мной не идет, и, пока я выбираю букет – могу спокойно дышать.

Флорист собирает цветы, а я еще раз набираю Булгакова, но тот не берет трубку, и мне становится совсем грустно.

А втройне – когда выхожу из магазина и понимаю, что Матвеев вообще никуда не делся, а все еще стоит и ждет меня.

Но я совершенно не готова идти с ним до самого дома.

Во-первых, мне совсем-совсем это не надо. А во-вторых… На самом деле, мне страшно. Это от ледового до цветочного идти через центр и кучу людей, а вот от цветочного до дома. Через дворы многоэтажек, где вообще небезопасно, честно признаться.

Именно поэтому я решаю вернуться во дворец, а там. Не знаю, придумаю что-то. Банально пересижу минут двадцать и вызову такси или, если встречу кого знакомого, попрошу о помощи.

И он и правда идет за мной, от всего происходящего мои глаза закатываются все дальше и дальше.

– Не выглядишь ты очень счастливой со своим этим непонятным парнем из недокоманды, – выдает он, рождая внутри меня еще большую злость.

Зачем он это делает? Хоть кто-нибудь может объяснить? Для чего? Ему просто доставляет удовольствие издеваться надо мной? Или нравится смотреть, как я злюсь? Может, он энергетический вампир? Питается чужими эмоциями и все такое, иначе я и правда не понимаю, зачем ему все это нужно.

И мне так отчаянно хочется защитить Сережу! И весь «Феникс», который мне так дорог. Защитить так, как они каждый раз защищали меня. – Счастливой я не выгляжу, потому что ты рядом. А с Сережей я счастлива всегда. – Не слежу за языком, даже не понимая, что такая дерзость может нести за собой нехорошие последствия. Но никто не должен говорить плохо о моих близких! А они все близкие для меня. Булгаков – особенно.

– Поэтому злая такая?

– Да, – качаю головой и перехватываю букет поудобнее. Большой купила, тяжелый, – потому что предпочла бы преодолевать путь в одиночестве.

– А я соскучился.

– А я ни капли.

– Не веришь, что я могу измениться?

– Честно? – поворачиваюсь к нему лицом и смотрю в глаза впервые за все это время. – Не верю. Потому что меняешься ты только в худшую сторону. И мне максимально некомфортно рядом с тобой сейчас. А даже если и изменился… Ну, мне уже все равно. Ты все сделал для того, чтобы мне было все равно. Пожинай плоды, Матвеев.

– Послушай, Аленушка, – он оголяет свое нутро. Все, что прятал и пытался скрыть весь сегодняшний день, вдруг обнажается. Маска доброго Максима, который «на самом деле изменился» слетает со свистом, и он хватает меня за плечи, притягивая к себе. Близко, противно, а главное, очень больно.

– Что тебе надо от меня, а? – Я заставляю себя быть серьезной и злой, просто чтобы снова не обнажить свою слабость перед ним. Никогда больше! Булгаков учил меня быть сильной, и я буду. Буду чувствовать его поддержку даже на расстоянии и никогда-никогда больше не дам себя в обиду.