– Да-да! – поддакивает еще одна девчонка, Катя. – И пусть твой Булгаков им пару шайб закатит, чтобы неповадно было. А мы все придем болеть!
– Спасибо, девчонки, – улыбаюсь им и выдыхаю. Ладно. В конце концов, чего я расклеилась? Команда рядом, Сережа в мыслях и всегда на связи, а прошлое осталось в прошлом. Просто неприятными воспоминаниями по голове треснуло, вот так остро и отреагировала. Сама от себя не ожидала.
Успокаиваюсь, но из раздевалки все равно выходить не спешу. Да и мои все пока тут сидят, болтают, до раскатки еще целых полчаса. И этого времени в целом с головой хватает, чтобы совсем успокоиться и понять, что повода для таких сильных нервов, пожалуй, и правда нет. Сегодня приду к родителям и приду в себя окончательно, давно у них не была, последний раз мы с Сережкой вырывались около трех месяцев назад, всего на пару дней.
– До раскатки семь минут, – кричит Ирина Станиславовна, тренер «Медведицы», в которой я работаю. – Быстро шнуруемся и идем, лед наш.
Достаю свой чемодан с лекарствами и прочим, готовлюсь к раскатке вместе со всеми. Надеваю спортивную куртку, чтобы как можно лучше слиться с командой даже до игры, и выхожу следом за всеми. В итоге ловлю себя на том, что каждые несколько секунд все равно смотрю по сторонам, словно проверяя, не наблюдает ли за мной кто…
Но никаких чужих взглядов я не замечаю, и от этого становится немного легче. Дышу. Да я с ума так сойду, если не возьму себя в руки!
Вообще, надеюсь, что Максим уже ушел домой, потому что тренировка закончилась, сейчас тут будет игра, набежит куча народу, и делать ему тут нечего. Как бы я ни пыталась храбриться, все равно не готова к этой встрече еще раз, даже если она будет только взглядами. Хватило мне его взглядов, спасибо.
Девчонки выходят на лед, а я занимаю одно из мест на трибунах, не иду пока на тренерскую лавку, чтобы никому не мешать, пойду туда уже на самой игре. Отслеживаю, как катаются все игроки, у меня тут двое после серьезных травм, одна на обезболе, еще две с растяжениями и на заморозке с фиксаторами… Травм не меньше, чем в мужском хоккее, порой даже и больше, поэтому отслеживать надо тщательно, чем и занимаюсь всю тренировку, фиксируя, кому еще что надо проверить перед игрой.
Записываю себе в рабочий блокнот о том, что правая рука
– Привет, малышка, – говорит он, заставляя все мои внутренности замереть и покрыться инеем от страха, ужаса и неприязни.
Я выбираю молчать, хотя сказать могу много чего, слова так и вертятся на языке. Как минимум хочется напомнить ему, что он не имеет никакого права так называть меня, но я все еще молчу. Это моя тактика, я искренне и, наверное, глупо, но надеюсь, что он уйдет, если я буду делать вид, что его не существует. Хотя вряд ли его может это остановить, честности ради. Но попробовать ведь стоит, да?
Продолжаю внимательно смотреть на лед, стараюсь что-то записывать, но от жути, расползающейся внутри по всем органам и даже венам, вообще не понимаю, что происходит.
Что он вообще тут делает? Почему притащился? Кто разрешил прийти на раскатку? Почему он не ушел? Почему все еще смеет называть этим прозвищем. И, самое главное, почему нельзя просто оставить меня в покое?
– Игнорируешь? – усмехается. Я даже не хочу разбирать его тон, какие в голосе интонации и чувства, не хочу! Хочу, чтобы он ушел, пойти к папе, дождаться Сережу и спокойно работать, все! А потом поехать домой, дождаться Сережу еще раз и долго-долго с ним обниматься. – Правильно, игнорируй. А то скажешь что-нибудь, что мне не понравится, я грустить буду.
Хочу встать и уйти, но дико страшно, что он схватит за руку, чтобы сидела на месте.
И что делать? Не понимаю. Заговорить? Да ни за что в жизни. Игнорировать и дальше? Не уйдет. Встать правда боюсь! Просить помощи у тренера? У них раскатка, она занята, да и как это будет выглядеть?
Мне срочно нужна помощь! Каждый раз тогда на сборах меня спасал Булгаков или кто-то из «Феникса», а как выкручиваться, когда их нет рядом?
– Ты зачем волосы испортила? – он берет в руки одну прядь, и я машинально перекладываю хвост на другую сторону, забирая локон из его пальцев. Я не портила, просто покрасила красиво, чуть осветлила длину. Но это не его ума дело. – А я скучал очень.
Мне становится уже немного смешно, но внутри еще все дрожит, хотя внешне стараюсь не подавать вида, чтобы он думал, что никак на меня не действует. Но я почти ору о помощи! Только молча кричу, не услышит никто, по…
Он всегда слышит.
Он всегда знает, когда мне нужна помощь.
Даже находясь на расстоянии, он чувствует, что я сейчас хочу. Когда я хочу есть, мне привозят доставку, хотя я не заказывала и его не просила. Когда мне скучно, он всегда шлет картинки или смешные фотки. Когда я грущу дома, он сразу приходит меня обнимать. И мне никогда не приходится просить!