Нестор

Имен старая подпольщица не называла, на возможности лишь намекнула, кое о чем Белов догадался сам. Между высшей властью и Политическим Красным Крестом еще в начале 1920-х был заключен негласный договор. Материальная помощь заключенным не возбранялась, разрешалась и юридическая поддержка в рамках закона. Так удалось, хоть и не без труда, отыскать мать Севы Багрицкого и даже устроить ей свидание с сыном. Не зря «Помполит» размещался в доме № 16 рядом с приемной НКВД. Карали за иное – организацию побегов, установление контактов с заграничными правозащитными организациями, подкуп не слишком чистоплотных следователей и прокуроров. Тем не менее, все это делалось. Иногда человека могла спасти сущая мелочь – отъезд в командировку за сутки до ареста или даже папка с «делом», переложенная в другой ящик стола. А некоторые обреченные исчезали незадолго перед тем, как по их души приезжали черные служебные авто. Их искали, и в стране, и за кордоном, но без малейшего успеха.

Ничем подобным Александр Белов не занимался. Был обычным курьером, носил письма и деньги, передавал приветы, бросал в ящики конверты без обратного адреса. С Пешковой больше не виделся, на связи был Багрицкий-младший.

А потом Подпольный Красный Крест смог помочь ему самому. В ИФЛИ со дня на день должны были начаться аресты, причем удар намечался по «немецким шпионам» с кафедры германистики. Никаким шпионом студент Белов, конечно, не был, но…

Никто напрасно не обидит.
Но осторожней будь, простак, —
Ганс Сакс подсказывает так!

Александр, отнюдь не простак, надел шинель, словно волшебный плащ-невидимку. Помогло, но только на время.

* * *

Убивать не стали, но в номере заперли. Замполитрука, пожав плечами, повесил пиджак на спинку стула и прилег на кровать, благо, хоть это не запретили. Руки за голову, взгляд в потолок. Тюрьма есть тюрьма, жаловаться некому да и незачем. Не поможет!

О побеге он начал думать сразу, как попал в отель. В то, что бежать нельзя, не поверил. Отовсюду бегут, хоть из американского Аль-Катраса, хоть из римского замка Святого Ангела. Бенвенуто Челлини, к примеру, сподобился. Правда успешными такие побеги бывают, если узникам кто-то крепко поможет. Челлини подсобил сам камерленго Папы Римского…

Отель «Des Alpes», конечно же, охраняют, но как именно, Белов до сих пор не разобрался. В Северном корпусе все ясно – часовой при входе да решетки на окнах. В Большом же картина иная, не такая понятная.

Он встал, подошел к окну, выглянул. Третий этаж, для хорошего скалолаза (Гансы подтвердили) даже веревка не нужна. Ночью, если очень повезет, могут и не заметить. Но дальше-то куда? Выезд из долины, железнодорожная станция, маленький городок в километре – все под приглядом. Разве что Северная стена…

Александр Белов поглядел на острый белый пик Эйгера. Там холод и лед, безумный ветер и голые камни. Там – свобода…

Свобода – и смерть.

Он вдруг подумал, что может быть, очень скоро ему придется выбирать. Не между смертью и свободой, а смертью – и тем, что хуже смерти.

Эйгер, Старый Огр, глядел равнодушно. Его ли это забота?

Опанасе, наша доля
Туманом повита!..

2

Холод и боль чувствуешь даже под черной пеленой забытья. Соль тонула в бездонной черной реке, цепляясь непослушными пальцами за острый край тяжелой льдины, срывалась, хваталась вновь, и снова лед обманывал, а вода не пускала. Вечность замкнулась тесным холодным кольцом, повторяясь раз за разом, вновь и вновь. Вода, боль, скользкий лед – и снова вода. А рядом недвижно лежал мертвец в горной куртке, смотрел пустыми, подернутыми инеем глазами и время от времени еле слышно шептал, не размыкая губ:

– Не выплыть. Не выплыть…

И все-таки она очнулась. Разлепив тяжелые, словно скала, веки, ухватила взглядом краешек голубого неба. Перетерпела боль и попыталась думать. Если болит, значит, она еще может чувствовать. Если не замерзла во льду, значит, работает подогрев.

Жива…

Встать не смогла, сумела только присесть и то каким-то чудом. Первое Ледовое поле даже не склон – стена. Предательница-скала далеко впереди, чуть ли не у горизонта. Ее ударило, аппарат отключился, тело вновь приобрело вес. Но она не упала, просто скатилась вниз на сотню метров.

Соль попыталась подвигать правой рукой и на какой-то миг вновь очутилась в воздухе, воспарив над снегом и льдом. Продержалась лишь миг, упала. Гироскоп работал, но силы ушли – вытекли, как бензин из пробитого бака. Правый висок занемел, сильно болит плечо. Ноги… Ноги как будто исчезли.

Она вновь приподнялась, опираясь на руки, затем приподняла правую, расправила пальцы, снова сжала.

Вверх!

Снег на миг исчез, привычная воздушная твердь подхватила, но удержать не смогла. Соль опять упала, и наконец-то испугалась, по-настоящему, до смертного озноба. Страх навалился, прижал к холодной тверди. Она попыталась вспомнить молитву, но страх не позволил, запечатав губы.