Все тропы когда-то кончаются. Поляна, вдали серый бок скалы, а прямо посреди – турник и высокая деревянная стенка. Белов оценил. По крайней мере, дыба в наличии.
– А веревка есть?
– Справа, – буркнул Ганс-лейтенант.
Веревка обнаружилась на дубе, крепкая с большим узлом внизу. Тем временем оба Ганса, скинув куртки, аккуратно уложили их на относительно сухой пятачок земли как раз под деревом. Туда же отправились кепи. Александр подумал и решил последовать примеру.
– Становись! – внезапно рявкнул Ганс-гефрайтер.
Белов принялся соображать, отчего командует младший по званию и следует ли ему подчиняться какому-то фашисту, но вдруг понял, что уже стоит плечом к плечу с блондином, причем точно по уставу – справа.
Гефрайтер прошелся вдоль строя, взглянул сурово.
– Готовы, суслики альпийские? Хоботы не поджимайте, не поможет. Объявляю программу тренировки. Сперва забег на три километра по пересеченной местности, пять минут отдыха – и отжимания… Нравится?
– Так точно! – двуязыко гаркнули хоботные суслики.
– Потом турник и веревка, будем меняться. Для новенького лекция на тему «Зачем скалолазу руки и ноги?» с последующим закреплением материала. Назад будете ползти, обещаю… Вопросы?
– А зачем это нужно? – не утерпел Белов. – Мне в Плётцензее гильотину обещали, так, может, лучше сразу, без мучений?
– Дать ему в ухо? – вкрадчиво проговорил блондин, но Ганс-гефрайтер помотал головой.
– Спрашиваете – отвечаем. Во-первых, Петер очень интересуется твоей подготовкой. На дохляка-интеллигента ты не похож, на профессионала тоже. Вот и погоняем тебя вдумчиво. Потом приедет его шеф и обязательно потащит тебя в горы. Любит он допросы на высоте в тысячу метров… А Плётцензее… Там не был, но в Дахау все равно тренировался… Я побегу первым, не отставайте.
Шагнул в строй, стал справа от лейтенанта.
– Нале-е-во! Бегом марш!..
В дверь постучали, громко и решительно, когда Александр только вышел из душа. Спрашивать «кто там?» не имело смысла. Что ему ответят? «Это мы, фашисты»?
Он шагнул к двери.
– Эй, я в одних трусах. Подождите, оденусь.
– Открывайте, Белов, – ответил голос Хельтоффа. – В трусах! Тоже мне удивили!
Следователь, переступив порог, окинул беглым взглядом разбросанные по номеру вещи.
– Скалолаза из вас не сделаем, но до траверса Хинтерштойсера я вас доволоку.
Усмехнулся, щелкнул пальцами.
– Шучу! В лучшем случае только до Козырька. Завтра дам вам брошюру, изучите всю местную географию… Кстати, о ваших трусах.
Подошел ближе, взглянул в глаза.
– Извините, если открою интимный секрет. Судя по рапорту тюремного врача, ваш шов от аппендицита – немецкий. Не знали? Хирурги в России и в Германии работают по-разному, у наших – очень характерная «елочка», не перепутаешь.
Белов сглотнул.
– Мне операцию делали в пять лет, в Москве… Может, врач был немец? Или в Германии учился?
Хельтофф покачал головой.
– А может быть, не в Москве, а все-таки в Берлине? Я показал то, что вы написали, знающему человеку. Немецкий для вас не родной, говорили и писали все годы вы на русском. Вполне возможно, если допустить, что ваш отец – политический эмигрант. Работал где-нибудь в Коминтерне, а после 1933-го перевез семью в Москву. Учились вы в русской школе…
– Не получается, – прервал его замполитрука. – Для коминтерновцев у нас отдельные школы. Даже интернаты есть, мы с одним таким дружили, в гости ездили. Преподавание там на немецком, хотя теперь и отдельный испанский класс открыли.
– Знаю! – следователь поморщился. – Это я в порядке мозговой гимнастики. Подыграли бы мне, Белов, что ли? Признались бы, что вы – внук Карла Маркса.
Александр вспомнил книжку, читанную на первом курсе. Не запрещенную, но изъятую из публичных библиотек.
– Признаюсь. Я сын лейтенанта Шмидта.
Вечером бар преобразился. Почти все столики заняты, воздух сиз от табачного дыма, мужчины в дорогих костюмах, дамы в вечерних платьях. Белов присмотрелся – хоть бы один в форме! Все мирные, аккуратные, культурные с виду…
– Наши ресторан не любят, – пояснил Хельтофф, протискиваясь к пустому столику. – Неписаная традиция! Отель «Des Alpes» – вообще странное место. Неудивительно, с его-то историей.
Репертуар тоже изменился, Вместо бесшабашного американского джаза из патефона лилось нечто истинно арийское, хоть баварским пивом запивай.
Коньяк на этот раз взял Белов. Из принципа. Нечего фашисту его спаивать, пусть лучше наоборот! Хельтофф выцедил рюмку молча, улыбнулся.
– Маршрут побега уже наметили? Когда малыш Ганс вас по предгорью гонял?
Пальцы дрогнули, и Александр поспешил поставить рюмку на стол. Фашист что, его мысли читает? Маршрут не проложил, но каждый поворот постарался запомнить. Тропинок много, какие в гору, какие вдоль горы.