Нестор Махно

— Так? — резким тенорком спросил Алексей Марченко. Узкое нервное лицо его, даже залысины посерели.

Тонкие губы плотно сжаты. Все не раз видели, как он отчаянно рубится в кавалерийских атаках, слышали, как едко и умно критикует начальников. Потому и назвали его, язвительного живчика, а не скрытного тугодума Петра Петренко.

— Так, так, — согласились командиры, понимая всю опасность, может, даже гибельность предстоящего рейда. Подобное никто еще в истории войн не предпринимал. Ведь весь Крым запружен победителями Врангеля!

В предрассветном холодном тумане махновцы выкатились из Евпатории. Конный полк красных, что стоял там, и не пикнул. Караульные разъезды, встреченные по дороге на север, сдавались без шума. Иных частей пока не было видно, и повстанцы на рысях уходили подальше от неприютного Черного моря. Их колонна растянулась на три версты.

Узнав об этом, возмущенный Фрунзе отчитывал командарма 4-й Лазаревича: «Мне не понятно, почему вы отложили операцию на утро 27 ноября… Приказываю действовать со всей решительностью и беспощадностью».

Вскоре махновцы столкнулись с конной бригадой, что шла их ловить.

— Дай залп поверх голов, — прикоснувшись к шапке, велел Марченко командиру пулеметного полка Петренко. — Не пропустят — робым грязь!

Грохот двухсот пулеметов ошеломил кавалеристов, и они не стали упрямиться. Более того, показали секретный приказ. «Требование РВС Южфронта, предъявленное 23.Х1 командующему Повстанческой армией Махно о расформировании партизанских отрядов, производящих бесчинства, им не выполнено», — читал Алексей. Он не знал, что это ложь. Никто Батьке ничего не предъявлял. Фрунзе писал: «Вместо этого Махно открыто выступил против Советской власти». «Брехня! — догадался Марченко. — Не мог Батько предать нас. Я знаю его пятнадцать лет. Не мог!»

То, что было дальше в приказе, не оставляло никаких сомнений: «Войскам фронта считать Махно и все его отряды врагами Советской республики и Революции». Кровь ударила в лицо Алексею. «Хай Махно такой-сякой. А мы-то причем? — подумал он в ярости. — Бесчинств у нас нет. Мы честно сражались, положили в Крыму тысячи хлопцев! Ради какого же хрена? Ах вы ж, скоты-властители!»

Познакомив своих командиров с этим тайным объявлением войны, Марченко сказал:

— Так вероломно поступали только монгольские ханы. Что нам остается? При встрече с противником высылаем вперед часть пленных красноармейцев с ультиматумом: пропустить нас. Иначе остальным — крышка!

Наступила тревожная ночь. Идти дальше или остановиться? До перешейков еще далеко, по темноте не успеть, и люди валятся от усталости. Решили прикорнуть в селении Айбар. Что будет, то и будет. Только расположились, как прискакал разведчик:

— Конница на подходе!

— Разворачиваются в лаву? — спросил Марченко.

— Нет, пока колонна.

— Значит, шутят.

Это шла пятая кавдивизия. Пулеметный полк дал предупреждающий залп. Казаки явно не горели желанием сложить головы по-глупому и, покричав, укатили к теплому жилью.

На следующий день махновцы встретили седьмую, затем девятую дивизии, где много было знакомых, и никто не хотел колотить друг друга. Тем более, что повстанцы предъявили ультиматум: перед боем пленных расстреляем!

Дальше стояла бригада 52-й дивизии, с которой недавно форсировали Сиваш, мерзли на гнилых берегах. По старой дружбе Алексею Марченко втихую дали армейский пропуск и сообщили секретный пароль для прохода через Турецкий вал. Потом попался батальон латышского полка, который легко взяли в плен.

Лишь у Юшуньских позиций махновцев не пропустили, встретили плотным огнем. Но дорога была знакомая. Группа свернула к озерам и ночью же выскочила к Сивашу. Тут разделились. Часть повстанцев, чтобы не рисковать, пошла через Гнилое море. Другие — к Турецкому валу, где предъявили пропуск и назвали пароль. Их не задержали. А впереди уж была вольная степь-матушка! Так казалось на радостях.

Поджидая своих, что еще не одолели Сиваш, Марченко стоял на берегу со Львом Голиком.

>1. -» Вот и всё, Алеха, — сказал разведчик. — Теперь домой!

— Так-то оно так, да куда путь держать? Можно на восток, в Бердянск. А можно…

Тихо падал пушистый снежок, и, поскрипывая, к ним шел Петр Петренко.

— О чем толкуете?

— Да вот ломаем голову: куда двигать? — отвечал Голик.

— Только на север! Железную дорогу Москва — Симферополь крепко стерегут. Не проскочим незамеченными. Хвост у нас длинный. Уцепятся и загрызут.

— А не лучше ли разделиться, как это Батько всегда делал? — засомневался Лев.

— На север так на север, — быстро согласился Марченко. Он считал себя хожалым волком, обвел вокруг пальца советских полководцев, а всё на вторых, третьих ролях. Ну кто такой Батько? На коне сидеть не может по-кавалерийски. Подумаешь, стратег!