Нестор Махно

— Это… террористы! — возбужденно зашептал Мирский. — Харьковская чека послала. Нате мой наган.

Лев взял, достал и свой револьвер, вышел на крыльцо.

— Стреляю без промаха. Сдать оружие! — приказал.

Чекистов-универсалистов арестовали. Они возмущались:

— В чем дело? Это разбой!

Зиньковский с Мирским направились в хату.

— Что там за шум? — поинтересовался Махно.

— Вот адъютант Шубы, привел чекистов, чтоб нас всех ухлопать, — доложил Лев. — Я их уже прищучил.

В хате стало слышно, как потрескивают дрова в печи.

— Ану иди сюда, адъютант Шубы, — потребовал Батько, упорно гладя на гостя исподлобья. — Это… правда?

— Чистая правда, Нестор Иванович.

— А ты откуда знаешь?

— Так я же с ними… из Харькова прибыл.

— Из чеки, что ли?

Мирский замялся, но взял себя в руки.

— Да, Батько, из чеки, чтоб спасти вас.

— Ишь ты, Христос. А если мы тебя… Не поверим и копнем без долгих разговоров?

— Я не боюсь. Слушайте: красные ночью готовят налет. В районе концентрируются войска. Нужно встретить их скорее. Иначе погибнем!

— Что… ты… несешь? — возмутился Махно. — Где доказательства?

— Но мы же ехали, наблюдали. Сорок вторая дивизия с артиллерией сунет сюда с севера! — повысил голос и Мирский. — Расстреляйте меня, если вру!

— Что с ним делать, с провокатором? — обратился Батько к командирам. Все были в замешательстве. Гость внушал доверие своей искренностью. Но тогда что же — война? А как же Крымская группа? Там десять тысяч хлопцев!

— Коцнуть успеем, — сказал Федор Щусь, обычно скорый на расправу. «И он допетрил, что нельзя ерепениться», — подумал с благодарностью Нестор Иванович. Тут зазвонил телефон. Адъютант Махно взял трубку.

— Виктор Федорович, вас.

Билаш послушал, возвратился к столу.

— Две сотни красных сабель стоят у штаба, — сообщил.

— Кто же их пропустил? — вскипел Батько. Неприятности сыпались градом.

— Иван Долженко докладывает, что пришли сдаваться и мирно спешились. Штабные пулеметы держат их на мушке. Командир приблудного дивизиона утверждает: этой ночью будет налет!

За столом обеспокоенно зашушукались. Значит, Мирский не врет? Или их всех специально прислали? Проверяют на благонадежность! Билаш сказал в раздумье:

— Прогнать мы их не можем. Такое комиссары своим не прощают. Может, на всякий случай ушлем на хутор? И агентов с ними.

— Ну, давай. Поглядим, что за гуси.

Командиры закурили. Два таких предупреждения — это не шутки, и с Крымом уже десять дней как потеряна связь. Но что же делать? Поднимать людей среди ночи, на мороз? Все спят, и разведка молчит. Махно велел адъютанту Василевскому:

— Мотай, Гриша, на телеграф. Еще и еще раз вызывай Харьков, штаб Южного фронта. Надо же выяснить в конце концов, что за бардак!

— Депешу дадите?

— Да линия-то барахлит. Если наладите — позовешь.

Батько поднялся, по давней привычке потер руки, где были кандалы, и стал что-то тихо говорить Билашу. Галина смотрела на них с тревогой. Неужели опять мыкаться? Надо бы приготовить теплые вещи. В дверях появился Петр Аршинов с пачкой бумаги.

— Я прямо из типографии. Вот, готовое положение «О вольных Советах», — улыбаясь, он раздавал пахнущие краской листки. — Завтра познакомим народ!

Петр Андреевич был доволен своим трудом и тем, что недавно сколотил, снабдил деньгами и разослал в Киев, Одессу, Екатеринослав, Полтаву, редакции анархических газет. Они там тоже не спят!

— Вот что нам нужно, а не война, — говорил Махно, читая свежий текст. За столом помалу оживились.

— Трэба його на украйинську мову пэрэвэсты, — предложила Галина, роясь в шкафу и доставая шерстяные вещи.

Такой уж беспокойной выдалась эта ночь, что появились еще гости. Срочно приехали из Харькова представители повстанцев при советском правительстве Александр Клейн и Ольга Таратута. Вместе с морозным воздухом с улицы они внесли мешок, развязали его.

— Сто миллионов на мелкие расходы! — возбужденно объявил Клейн. — Комиссары отвалили ровно столько, как мы просили. А на станции еще сотни сабель и сёдел.

— Да, и наш вольный Гуляйпольский район признан! — добавила Таратута. На нее смотрели с недоумением. — А что с вами, товарищи? Не верите? Заждались добрых вестей?

— Вы же с дороги. Садитесь, будь ласка, к столу, — пригласила Галина. Гостям налили по чарке. Батько предложил тост за их благополучное возвращение. Выпили. Но Ольга, белокурая с темными глазами и пушком над верхней губой, ощущала какую-то напряженность.

— Что же вы не радуетесь? — спросила игривым голосом. — Сам секретарь цека Косиор заверил меня в преданности и дружбе. А еще неделю назад волком поглядывал на членов «Набата».

— Да они же вас дурят! — не выдержал Мирский. — Водят за нос, как птенцов!

— О чем это вы? — широко распахнула темные глаза Ольга.

Слушая их перепалку, Махно шумно, тяжело дышал. Давал о себе знать забытый каторжный туберкулез, и мучили сомнения. Так близка желанная, многовыстраданная цель. Миллионы, сабли, сёдла дали! Это ли не факт? Вместе выперли Врангеля. Люди же они, хоть и большевики. Есть же у них, диктаторов, хоть крохи совести?