Нестор-летописец

Чем далее на полночь, тем чаще хмурилось небо, пестрее одевались берега и темнее делалась речная вода. Паруса лодий рвало ветром, и уже не снимали кожаные навесы, оберегавшие товар и людей от холодного дождя. Однажды, на границе Смоленской земли, после стоянки у Рогачевского погоста, обоз догнала скедия с медведем на парусе. Зверь вздымался на двух лапах и скалил пасть. За скедией поспешала торговая лодья — видно было, что порожняя.

— Полочане! — с презрением сказал Кирша и отвернулся, засвистев.

Днепр — срединная река Руси, хребет ее земель, торная дорога, которой ходили все — куда и откуда угодно. По притокам Днепра и через волоки попадали в любую другую реку, в любое княжество, в любую сторону света.

Несда отворачиваться не стал, хоть и у него была обида на полоцких. На носу обгонявшей лодьи стоял муж, которого он узнал: один из тех, препиравшихся в Десятинной церкви с попом Никифором. Только тогда он был дружинник, а теперь будто бы купец, и правую руку держит на груди в перевязи.

— Почему Полоцк враждует с Новгородом? — спросил Несда.

— Князь Всеслав считает нашу землю своей, — со злым надрывом сказал Кирша. — Когда-то было одно племя — кривичи. Теперь часть кривичей живет в Полоцком княжестве, другая в Новгороде, а третья в Смоленске. Но в нашей земле живут не только кривичи. Еще словене, меря и чудь. И колбяги. Варяги тоже давно обжились, особо в Ладоге. Всеславу неймется оттого, что Новгород — первый в торговле с варяжскими странами. Он хочет, чтобы торговля шла не через Волхов, а через Двину. Но у него не получится. — Кирша сжал кулаки. — Новгород — всей русской торговле голова!

— А я думал — Киев, — простодушно молвил Несда.

— Еще что! Ты вот давеча говорил, будто Киев по княжеству старше. У нас другое бают.

— Как это? — изумился Несда. Он-то думал — киевское первенство никто не оспорит. А тут на тебе — иное бают. Да как такое может быть? Разве ход земных событий и человеческих деяний, где бы они ни совершались, — по-гречески это зовется историей, — не един для всех?

— Ну вот слушай. У вас в Киеве песельники поют про Кия и от себя выдумывают много разного. А у нас в харатьях точно записано — первым князем на Руси был Рюрик, которого позвали княжить в Новгород. Когда он умер, его родич Олег пошел вниз по рекам и дошел до места, где ныне Киев. Тогда это было селение, вроде погоста. А еще раньше туда пришли два боярина Рюрика и назвались князьями. Олег их убил и сам стал править. Так Новгород остался без князя. Олег своим уходом нарушил ряд, который заключил с новгородцами, и с тех пор у нас не любят князей.

Все это Кирша выпалил на одном дыхании, словно читал по писаному. У Несды взвихрилось в голове от острого желания возразить.

— Рюрика в Ростове помнят, — сказал он. — И в Киеве о нем знают. Но Рюрик был варяжский князь, а Кий — из племени полян. Киев уже тогда был стольным градом, а не каким-то погостом. Потому и ушел Олег из Новгорода, что Киев старше и обильнее.

— Да он и не слыхал даже про такой град! — запальчиво ответил Кирша. — А что Рюрик варяг — так мой дед сказывал иное. Ему говорил его дед, а тому деду — собственный дед, который был песельником в дружине Олега. Он-то уж точно знал, что Рюрик не варяг, а колбяг из Ладоги.

— Князь — из торговой дружины? — Несда не поверил.

— Ну и что? — горячо спорил Кирша. — У ромеев стол василевсов простые кмети силой берут. Или тиуны дворовые. Или эти… у которых ятра отрезаны. Это разве лучше?

— Не лучше.

— То-то же. А на торговле вся Русь стоит.

— Нет.

— Что — нет?

— Не на одной торговле.

— Ну… — Кирша потер нос, на который упала большая капля дождя. — Если Русь пошла от колбягов…

— Да что ты заладил — колбяги, колбяги, — перебил его Несда. — Как она могла от них пойти?

— Ну так и пошла, — спокойно ответил Кирша. — Колбяги еще при Рюрике себя русью звали. И сейчас никого другого русью не признают.

Несда замолчал, глядя в мутную осеннюю воду. Уж лучше пускай Рюрик остается варягом, думалось ему.

— Не хочешь больше разговаривать? — спросил Кирша.

— Нет. То есть хочу. Откуда ты знаешь про харатьи?

— Другой мой дед был книжным писцом у посадника Остромира, который отец воеводы Вышаты.

— Правда? — восхитился Несда, попав на любимую тему. — А много ли в Новгороде училищ?

— Хватает. У нас только холопы грамоте не умеют, — похвастал Кирша. — А в Киеве, говорят, полно невегласов, не знающих ни аза. Потому и князь у вас имеет столько власти.

— Для чего же простонародью знать грамоту, коли оно в язычестве живет и в Христа не верует? — возразил Несда.

— Глупости какие. Грамота каждому нужна, чтобы всяк себе головой был. Князь Ярослав для того и завел в Новгороде училища.

— В Киеве их еще раньше устроил князь Владимир. Грамота нужна, чтобы разуметь Писание и иные боговдохновенные книги, — противоречил ему Несда. — Глава же всему — Господь.

— Ты купецкий сын или поповский? — воскликнул Кирша, сдвинув белесые брови.

— А твой дед какие книги переписывал? — не уступал Несда, тоже на повышенных.

— Эй, петелы, ну-ка живо помирились.

Вставший позади Нажир взял обоих за шеи, добродушно посмеиваясь.