Головной отряд уже входил под каменную сень Золотых ворот, а от владычного подворья только готовились отправиться последние дружинные сотни князя Святослава. За ними пристраивались возы. Кроме оружия и панцирей везли снедный припас, поварскую, ремесленную и прочую нужную в походе утварь. Возницам, сельским смердам, и набранной в обоз челяди драгоценных водяных капель уже не досталось. Митрополит здраво рассудил: к чему метать бисер перед свиньями, а святую воду лить на матерых язычников?
Золотые Великие ворота князь Ярослав возводил с особым смыслом. Главный въезд в столицу Руси обликом был подобен воинским аркам древних ромеев, под которыми проходили рати, добыв громкую победу на поле боя. Путников, приближавшихся к Киеву со стороны села Предславина или от Василева, встречала медленно выраставшая белоснежная каменная громада, превосходящая всякое разумение и воображение. Подходя ближе, они видели на створках ворот сияющий золотом образ меченосного архангела Михаила, Божьего главного воеводу, по-гречески — архистратига. Его окружали крылатые ангельские воины, которыми он предводительствовал. Венчала врата похожая на столп одноглавая церковь, посвященная Благой вести, которую Деве Марии доставил гонец Господа архангел Гавриил.
С тех пор как построен был город Ярослава, ни один враг не дерзнул подойти с мечом к Золотым воротам. Но правда и то, что больших войн с тех времен Русь не вела. Кочевники, некогда пытавшиеся измором и оружием взять старый Киев, все больше отсиживались в степи. Однако теперь ни у кого в дружинах не было уверенности, что половецкая орда не захочет поломать зубы о русскую столицу. Иначе зачем бы куманам идти на Русь такой громадой, закрывающей собой степной окоем, как доносили гонцы? Но орда сможет подойти к Киеву не прежде, чем одолеет в прямом бою объединенную рать трех князей. И не раньше, чем сломит оборону градов-крепостей, закрывающих от степи киевское подбрюшье. А уж в то, что половцы, захотев пойти поглядеть на Киев, смогут это сделать, мало кому верилось. Степняки не любят открытого боя и с крепостями воюют лишь в редких случаях.
Шли весело. Орали удалые песни, вразнобой и слаженно. Шутя переругивались. Изяславовы кмети задирали черниговских, Святославовы отроки в долгу не оставались, тоже поддавали жару. Не шутейно стали браниться только у речки Клов. Перед узким мостом образовалась живая затычка. Кони теснились, пятились и ржали. Кое-кому из ратников пришлось искупаться в воде и стать посмешищем.
К Выдубичам войско подошло далеко за полдень. Всеволод со своими дружинниками поджидал братьев на Красном дворе. Здесь князья наскоро отобедали и повели рать к переправе через Днепр.
К ночи разбили стан на левом берегу в чистом поле. Тут проходила невидимая граница между киевской землей и переяславской. Гонцы, отправленные заранее, вернулись с вестями: куманы подошли к Трубежу, но Переяславль оставили в стороне. Орда готова переправиться через реку и идти дальше, как саранча, пожирающая поля. Только вместо полей — села с запасенным житом и всякой овощью, скотом, утварью и человечьим полоном. Переяславская дружина и ополчение ждут в столице княжества знака от Всеволода, чтобы выступить из города и присоединиться к главному войску.
На совете Ярославичей и воевод решено было, не доходя до Переяславля, встать вблизи Альты, притока Трубежа. Там соединиться с киевскими пешцами-ополченцами и ждать половцев.
Князь Всеволод, тая обиду на братьев за глупое давешнее суеверие, в совете мало участвовал, больше молчал. Потом вовсе ушел в свой шатер и увел для беседы черниговского воеводу.
— Вот, — стал жаловаться князь, — христианами себя называем, а живем еще как язычники, верим в приметы дурные. Это ведь дьявол обманывает нас! Что скажешь, воевода?
— Истинно говоришь, князь, — согласился Янь Вышатич. — Легковерны мы и падки на соблазны. Бога не слышим, а сатане служим.
— Скоро уж век, как крещением просвещена Русь — и что? — досадовал Всеволод. — Места языческих игрищ по-прежнему больше любят, чем храмы Божьи. Все эти трубы и скоморошества, гусли и русалии, и зрелища похабные. На какого-нибудь плясуна посмотреть или глумотворца послушать радостно сбегаются и толкают друг друга в бока весь день. Церкви же пустые стоят. Если позвать в храм, так зевают и чешутся — холодно, мол, дождливо, или еще что. А на игрищах ни кровли нет, ни от ветра защиты, ни от метели — да все нипочем, было б весело. Покажи такому полотно со Страшным судом, где бесы тащат грешников в ад и рвут их крючьями, он и тут зевать начнет, а то и срамословие выскажет. Не от того ли казни от Бога принимаем, воевода? Непогоды всяческие и нашествие ворогов не по грехам ли нашим?
— На тебе ли грехи, благочестивый князь? — возразил Янь Вышатич. — Ты, я слыхал, праведную жизнь ведешь, убогих привечаешь, правду любишь. Однако же на твоей земле половцы разорение творят. Тебя первого, выходит, Бог казнит?