Загоняв посыльных, князья урядились рассмотреть это дело в Вышгороде, после перенесения святых мощей. Теперь, однако, воевода сомневался: вряд ли после стольких возлияний Ярославичи захотят вспомнить об уговоре. А значит, и скука его не будет вознаграждена.
Скоро выяснилось, что с разгульного пира сбежал не он один. В ворота посадничьего двора въехали на конях двое. В одном, огромном варяге с медно-красными волосами под шапкой, воевода признал переяславского боярина Симона Африканича. Ко второму, намного моложе, присматривался дольше.
— Я не в обиде на тебя, боярин, что не узнаешь меня, — усмехнулся тот, спешившись. — Кто я — всего лишь старший сын младшего из князей Ярославичей! Меня и на княжьих съездах-то не замечают.
Варяг махом сбросил свою тушу с коня, подняв с земли облако пыли. Он был мрачен и молчалив.
— Прости, княжич, — с досадой ответил воевода. — Слаб очами стал. Старею.
— Я же сказал — я не обиделся. — Глаза Мономаха задорно сверкнули. — Но, видно, и впрямь ты стал стар, боярин, коли избегаешь веселья в пиру.
— Разве иметь разум значит быть старым? — возразил Янь Вышатич. — Или ты и себя считаешь стариком, юный князь?
— Достойный ответ, воевода! — рассмеялся Мономах. — Мне и самому не любо лежать за столом лицом в блюде.
— Что привело тебя ко мне, княжич? — спросил боярин. — Или ты приехал к посаднику Чудину? Вот уж кто наверняка лежит в блюде.
— Мы с Симоном приехали к тебе, Янь Вышатич, — сделался серьезным Владимир Всеволодич. — Вернее, к твоему отроку, который служил тебе на пиру.
— Не подобает вести разговор во дворе, — ответил воевода с едва заметной оторопью и пригласил гостей в терем.
Челядь уставила яствами стол в большой светлице. Но притрагиваться к снеди и питию ни у воеводы, ни у князя с варягом охоты не было.
Расселись по лавкам.
— Вели позвать своего отрока, боярин, — сказал Мономах, в нетерпении дергая молодой рыжеватый ус.
— Для чего вам мой холоп? — осведомился воевода.
— Холоп? — удивленно переспросил князь. — Как он очутился в рабах?.. Хотя неважно. Кто бы ни был, он — свидетель убийства и должен быть допрошен.
— Какого убийства? — нахмурился Янь Вышатич.
— Моего сына Георгия, — промолвил варяг и стал еще мрачнее.
— Мы расспросим его при тебе, боярин, и ты все узнаешь, — сказал Мономах.
— Хорошо.
Воевода послал раба за Несдой. Пока того разыскивали в хоромах и во дворе, варяг разродился еще одной краткой речью:
— Если малец поможет найти убийцу, я выкуплю его из холопов.
— Вряд ли, — невозмутимо ответил воевода. — Я и сам не раз хотел это сделать.
— Что значат твои слова, боярин?! — вопросил Мономах.
Янь Вышатич пожал плечами.
— Этот отрок знает свою судьбу и не торопит события.
— Свою судьбу никто не знает! — возмутился молодой князь.
— Кто слышит в сердце зов, тот знает.
— Я тоже чувствую в своем сердце зов, но не могу сказать, какова будет моя жизнь, — пылко спорил Мономах, набычив кудлатую голову.
— Судьба князя вдвойне непредсказуема. Тем паче — младшего из князей.
— Ты сказал это так, будто младший князь — изгой и неудачник! — словно промасленный светильник, вспыхнул Владимир Всеволодич. — Я не таков. Лучше княжить в малом граде и быть прославляемым, чем сидеть на великом столе и слышать плевки черни.
— Но еще лучше, конечно, сидеть на великом столе и быть прославляемым.
— Ты насмехаешься надо мной, боярин? — озадачился Мономах.
— Прости, князь, — воевода склонил голову, — но великого княжения тебе не заполучить.
— Думаешь, я жажду его, как дядя Святослав? — с презрительной миной молвил князь. — Я знаю себе цену и не стану торопить события…. — Он осекся. — Я повторил твои слова?
— Видишь, князь, — улыбнулся воевода, — ты тоже знаешь свою судьбу.
В дверях светлицы бесшумно возник отрок. На бледном худом лице ярко горели щеки и глаза.
Мономах порывисто шагнул к нему.
— Ну здоров будь, купец!
— И тебе, князь, поздорову жить, — выдавил Несда.
— Возмужал ты. Когда я видел тебя в последний раз, ты был щуплым мальком. А теперь смотри, усы растут.
— Еще не растут.
Несда застенчиво провел пальцем под носом, где едва темнел пух.
— Помнишь Георгия? — спросил Мономах, глядя в упор. — У тебя хорошая память, ты не мог его забыть.
Отрок медленно кивнул.
— Мы искали тебя целый год после того, но не нашли. Убийцу Георгия мы тоже не нашли.
Мономах сел на лавку, не спуская глаз с Несды.
— Расскажи, что ты помнишь, — попросил варяг.
Холоп вытер вспотевшие ладони о рубаху и заговорил бесцветным голосом:
— Мы ждали волхва у капища. Он появился и разжег огни. Князь с Георгием обнажили мечи и пошли к нему. Георгий оказался впереди. Волхв убил его своим мечом. Он был очень быстр и сразу пропал с капища. Князь упал вместе с Георгием, потом побежал за волхвом…
— Ты видел его лицо? — вскрикнул Мономах, сидевший беспокойно, как на сушеном горохе.
— Он был в клобуке.
— Утром на капище нашли брошенный плащ, — сказал варяг, не поднимая головы. — Он не принадлежал ни Георгию, ни княжичу. Этой был твой плащ?
— Нет.
— Тогда он принадлежал убийце. Как же ты не видел его лицо, если он бросил плащ, прежде чем убежал с капища?