Нестор

Он уже не надеялся на чудо. В голове яркой вспышкой мелькнуло – это его последний озвученный выдох в жизни. В руке светловолосого кавказца сверкнул нож. Уклоняться от него уже не было сил. Но удар не достиг цели. Вдруг и нож, и кавказец отлетели в сторону. В драку вмешался крепыш, одетый в рабочую куртку. Трое кавказцев перенесли атаку на него, одновременно пытаясь вырвать сумку у Ожилаури. Однако расстановка сил сразу изменилась, когда в драку вмешались, сначала еще двое парней, в форме студентов-железнодорожников, а потом и еще один, который начинал как бы нехотя, но разойдясь стал махать кулаками с большим энтузиазмом. Кавказцы отступили, тяжело дыша пообещали с ними еще встретиться и смешались с толпой.

Довольные одержаной победой, все четверо обступили обессилевшего Ожилаури. Тот уперся дрожащими руками в колени, никак не мог отдышаться.

– Что с тобой, братишка? Кто это были? – спросил его темноволосый студент-железнодорожник.

– Кто такие? Бандюки. Еще на улице ко мне привязались. Я сюда и они за мной. Чуть не убили. Если-б не вы! Спасибо вам!

– Ты тоже домой едешь? – спросил высокий франтоватый парень. – Я Фома Ревишвили. Надо торопиться, в поезде мест не останется.

– Вы, что в Грузию? – Ожилаури не собирался никуда ехать, но и здесь оставаться было опасно. Горцы слов на ветер не бросают и после сегодняшнего его точно прибьют.

– Да, я в Тифлис. Николай Васадзе. – представился светлый крепыш.

– Я тоже в Тифлис. Меня зовут Константин Зервас, можешь просто Котэ. – высокий студент-железнодорожник протянул руку.

Они познакомились.

– Александр Иосава, Сандро. – представился второй железнодорожник. – Я до Самтредии.

– Почти рядом, я в Ткибули. – сказал Фома Ревишвили.

– А я Федор Ожилаури. До Тифлиса я тоже с вами. – представился побитый Ожилаури.

– Тогда надо торопиться, если мы не успеем на этот поезд, следующий будет неизвестно когда. – поторопил всех Фома.

Они бросились к ближайшему вагону, но попасть внутрь было невозможно. Плотно обступив вагон,груженные люди штурмовали двери, отпихивали друг друга, толкались, не забывая при этом ругаться и кричать. Из-за этой пробки внутрь прорывались единицы.

– Маша, Маша, сюда! – закричал из открытого окна дородный мужчина, одним из первых пробравшийся в вагон. Раньше всех среагировал Зервас.

– За мной! – крикнул он и первым ринулся к наполовину открытому окну.

– Нет, нет! Здесь мест нету! Все занято! – кричал мужчина в окне. Но Зервас его не слушал, своими длинными руками оттолкнул его, забросил внутрь чемоданчик и рыбкой нырнул за ним. Встал на ноги, опять оттолкнул кричащего господина и стал помогать новым друзьям залезть в окно. Впятером они заняли купе. Где-то разбили стекло, вагон штурмовали теперь и через окна. Прорвавшиеся со всех сторон пассажиры ручейками вливались внутрь, занимая все полки и нижние и верхние, а когда мест в купе не осталось, устраивались прямо в проходе.

Наконец шум вокзала перекрыл мощный рев паровозного гудка. Поезд тронулся и все пятеро облегченно вздохнули. Как усталый вол, тянущий перегруженный воз, так и паровоз, исходя паром, с натугой тянул за собой десять набитых людьми вагонов. С одышкой он выбрался из Москвы и все больше забирая на юг, уже веселей углубился в леса Подмосковья.

Длинный полный тревог день перешел в сумерки. Уставшие ребята делились впечатлениями и довольные, что нашли попутчиков, пытались побольше узнать друг о друге, тифлисские-же даже найти общих знакомых. Оказалось, что Зервасу, который учился в третьей гимназии, историю преподавал отец Федора Георгий Ожилаури. И хотя жили они в разных районах, Зервас на Андреевской улице в Чугурети, а Ожилаури в Сололаки в церковь они ходили одну и туже, Святой Троицы, что на Графской улице. С удовольствием вспоминали сад купца Нинии Заридзе на Воронцовской площади, куда пускали бесплатно и где наливали дешевое флотское столовое вино Дмитрия Сесиашвили. Номер пятьдесят – уточнил Зервас. Вспоминали цирк братьев Никитиных на Верийском подъеме и веселый цирк Цинцадзе возле Дидубийской церкви, в саду Гришуа.

Васадзе с городом и его жителями знаком был меньше, потому что в те короткие летние каникулы, что он бывал дома, в небольшой трехкомнатной квартире на Мтацминде, отец увозил его к себе в гарнизон, расквартированный в Карсе, чтоб сын смолоду привыкал к воинской службе. А с началом войны и поступлением в училище, каникулы и вовсе отменили. Николай улыбался, новые друзья сразу вернули ему имя Нико, как это принято в Грузии. Давно его так никто не звал.