Неспящие

В первый раз, когда мне едва исполнилось двадцать. Меня застали в одном месте, где я не должен был находиться, в гражданской одежде, когда я совершал действия военного характера. Явно в нарушение Женевской конвенции. Меня могли бы предать суду за военные преступления. Но вместо этого меня пытали. Вынуждая признаться, в том числе и в преступлениях, которых я не совершал, и отречься от моей страны. Через три дня я сделал то, что от меня хотели. Через три месяца, после того как меня включили в число пленных для тайного обмена, я вместе с командой горцев-партизан вернулся в лагерь, где меня до этого держали, и первый и единственный раз в жизни участвовал в убийстве из мести.

Во второй раз меня пытали, когда мне было уже под сорок. Я заключил несколько контрактов с одним агентством нашего правительства и по всем показал превосходные результаты. Настолько превосходные, что у кого-то возникли большие подозрения, что я, по-видимому, обладал разведданными, которые могли мне передать только представители противника. Меня сочли одновременно ненадежным типом и отработанным материалом и твердо решили вытащить из меня подробности моей предполагаемой измены. Так как никакой измены не было, вытаскивать было нечего. Через две недели я начал врать. Сначала что-то простое, но постепенно ложь становилась все изощреннее, поскольку каждая новая выдумка вела к новым вопросам, пока все не выяснится. Поэтому пытки продолжались. Еще через две недели я прекратил лгать. Я перестал кричать, плакать и молить о пощаде. Я молча повторял про себя, как мантру, которая ободряла и поддерживала меня: скоро меня убьют. Скоро меня убьют. Скоро меня убьют.

Но не убили.

Наоборот, видимо вдохновленные моим молчанием, мне прекратили задавать вопросы. При этом продолжали пытать. Наугад, без явной причины или цели, меня еще две недели подвергали разнообразным издевательствам. Я стал подозревать, что, как только я замолчал, меня сочли бесполезным. Мои мучители решили, что миновали тот момент, когда я еще был в состоянии сообщить что-либо ценное, и были готовы меня убить. Наверное, они прониклись каким-то духом бережливости, и стали меня держать в качестве подопытного кролика для стажеров. В те последние две недели я был у них чем-то вроде живого трупа, на котором ученики могли отработать свое мастерство.

То, что после тех двух недель меня отпустили, скорее всего, связано с тем, что тот, кто приказал схватить меня, слетел со своего места. Всем известно, что, работая в разведке, постоянно ходишь по скользкой поверхности. Сначала ты первопроходец, потом стоит только один раз ошибиться в оценке, и след потерян, и ты долго падаешь на дно, на землю, где повсюду, когда она приблизится, валяются останки других когда-то отважных скалолазов. Тот, кто приказал схватить меня, удерживать и допрашивать, кто бы он ни был, насвинячил в собственном доме. Правда, то, что меня выпустили, свидетельствовало о том, как сильно этот человек разочаровал окружающих.

И все равно меня могли бы убить. Но это означало бы, что тот человек, которого отправили восвояси, действительно напал на какой-то след, когда приказал меня взять. Настолько более унизительно и уничтожающе для него просто отпустить меня на все четыре стороны. Нет вреда, нет преступления. Хотя я еще мог кое на что сгодиться.

Мне оказали медицинскую помощь. Две недели они обрабатывали мои самые страшные раны. Несколько раз мне делали укол, чтобы я заснул. Каждый раз я думал, что не проснусь. И каждый раз просыпался.

В последний раз, когда я проснулся в камере, в ногах кровати стоял худощавый мужчина. Он достал из коричневой папки несколько черно-белых глянцевых фотографий. На всех был изображен один и тот же человек с короткой стрижкой и в костюме. Без особых примет. На двух снимках было видно, как он входил в жилой дом, причем номер дома был отчетливо виден. На третьей фотографии сидел за рулем машины, которая поворачивала на улицу, где стоял тот же дом, и была видна табличка с названием улицы. На четвертой — шел по людному деловому району большого города, на фоне которого четко просматривалась хорошо известная туристическая достопримечательность. Больше снимков не было. Свет погас, игла вонзилась мне в руку. Я заснул, а когда проснулся, то лежал дома в собственной кровати.

Я хорошо понял, что мне хотели сказать, показав эти снимки. В тот же день я позвонил своему турагенту, забронировал билет на самолет до города, изображенного на снимке, прилетел туда, взял машину напрокат, разыскал нужные мне улицу и дом, дождался, когда появится мужчина со стрижкой, в костюме и без особых примет и войдет в дом, а немного погодя пошел вслед за ним и убил всех, кто оказался в доме.