Неспящие

Франсин уходит. Надо заняться ребенком. Не отвлекаться.

Галерея находилась за юго-восточной границей бедного района, на заброшенном складе лос-анджелесского оптового рынка. К счастью, она разместилась не в одном из тех складов, которые перестали использовать еще в то время, когда там было полно овощей и фруктов, которые уже подгнивали, когда их привезли на склады, и окончательно сгнили ко времени, когда стало понятно, что стоимость доставки на рынок того, что еще можно было спасти, намного превзойдет любую возможную прибыль. Эти склады находились на некотором отдалении; и все равно эти внушительные груды успели превратиться в такой высококачественный компост, что он практически повсеместно наполнял воздух сладковатым запахом. Я заметил, что не один облаченный в черное художник, если ему приходилось бывать в этом месте, нюхал саше с цветочной ароматической смесью. Большинство обходились тем, что макали коктейльные салфетки в свои пластиковые стаканчики с вином и прикрывали ими носы.

Не стараясь замаскировать запах, я обнаружил, что мне все труднее сосредотачиваться на настоящем. Как это часто бывает с сильными и необычными запахами, этот пробудил во мне сильную ностальгию. Наше обоняние регистрируется в рептильных участках мозга над позвоночником. Кого не бросало в неприятное или восхитительное воспоминание из-за внезапного порыва, приносившего аромат одеколона бывшего любовника или неожиданное сочетание запахов горелого тоста и мятного средства для мытья посуды? В галерее мне вспомнились глубокая глина и мульча, бескрайняя зелень и дожди, гниль, которая пожирала твою военную форму со спины, густо спутанный подлесок на сладком перегное джунглей.

Напомнило мне годы моего становления. И об убийстве.

В таком состоянии мне было необходимо сконцентрироваться. В конце концов, я был вооружен и находился среди большого скопления народа. Запах и нахлынувшие воспоминания легко могли смыть мое самообладание и самозащиту, оставив после себя обнаженный остов моего истинного «я».

Признаюсь, я позволил этому «я» на секунду обрести свободу. Оно как следует оценило стратегическую обстановку, выбрало цели, рассчитало, сколько невинных жертв может погибнуть, прежде чем некоторые телохранители поспособнее из тех, кто охраняет самых состоятельных спонсоров галереи, предпримут какие-либо шаги и вынудят меня отойти в дальний угол склада у туалетов под неизбежный перекрестный огонь. Но прежде чем подняться по трем ступенькам на трибунку аукциониста, откуда вскоре пойдут с молотка отборные шедевры выставки и которая предоставляла превосходную позицию для стрельбы, я сосредоточился на квадратной картонной табличке с названием, которое курсивом описывало расположенное выше произведение искусства.

Совсем ни к чему, чтобы наемники загнали меня в угол в таком месте и изрешетили пулями. То, что это была картинная галерея, меня отнюдь не удовлетворяло. Этот запах, вдобавок диджей поставил неприятный французский барокко-поп. Я не стану погибать под такой музыкальный аккомпанемент.

Моя тщательно составленная жизнь имеет смысл. Палый сор из тел вдоль пути, по которому я шагал многие годы, не был ни случайным, ни произвольным. У всех этих смертей была причина.

Я бы узнал, когда наступит мое время. Не зная точно многое другое, я имел чуткую уверенность в том, что увижу и узнаю момент моей смерти, когда форма и цель моей жизни раскроется в моем уходе.

Я еще мог немного потерпеть и подождать.

Поэтому я посмотрел на предмет искусства.