Наконец кончилось мое заключение. Перед тем, как меня отпустили, сказали, что в деле о вредительстве имеется несколько фигурантов. Главный — Яковлев. Шахурин пока идет как соучастник. Обоих нафиг сняли с постов, а в НКАП вернули Хруничева, причем сразу на место наркома. Но пока с приставкой И.О. Директора нашего уже отправили 4 дня назад самолетом в Иркутск. И он уже дома.
Я уж думал, как мне показаться в НКАПе. Ведь некоторые вообще волком смотреть будут. Но вышло иначе. Вызвали меня непосредственно к Хруничеву. Михаил Васильевич меня поблагодарил за бдительность и все такое. Но явно не знал, как со мной держаться. То ли по уставу, то ли принять как родного и к груди прижать. Я тут же попросился домой в Иркутск. Там, говорю, дел по горло, мы тут столько наворотили, что мне в Наркомате очень многие будут долго не рады. Собственно на этом и расстались. Меня от нового Наркома отправили сразу на вещевой склад, обмундировали по зимнему, а на следующий день отвезли на аэродром и засунули в Ли-2, который с промежуточными посадками и заправками всего за два дня с небольшим довез меня до Иркутска.
Дома Катя поплакала на плече. Директор ей кое-что рассказал. Но совсем чуть-чуть. Ибо не положено. В КБ встретили уже как родного, но заблудшего начальника. К сожалению, людей в Казань все равно пришлось посылать. Правда, не 42 человека, а всего лишь 23. Остальных нашли в других местах. В том числе некоторых из тех, кого ранее перевели из Казани в Уфу и Куйбышев. Да еще обещанные Хруновым люди потом подъехали. Так что наш бывший директор в НКАПе усидел, отделившись каким-то небольшим взысканием.
И продолжили мы жить-поживать, да шишки себе набивать. Как кедровые, так и на лбу. А война продолжалась. Ей не было никого дела до дела в Наркомате авиационной промышленности. Кстати, когда меня выпустили с конспиративной квартиры НКВД, все мои эскизы по БТР-40 отобрали. Сказали, что в дальнейшей работе они мне не нужны, а им может для чего и сгодятся. Главное же, что я вынес из этой истории, что я нахожусь под колпаком, но сомнительно, чтобы надсмотрщики заподозрили во мне что-то сверхъестественное. Непонятное — может быть и сколько угодно. Но и только. А «изобретать» то, до чего еще никто не додумался, это не преступление даже в их глазах. Потому пусть себе смотрят. Просто осторожнее стану, вот и все. А больше ничего особого мне не требуется.
— Хорошо, я тебя понял, — удовлетворенно сказал Верховный Берии, выслушав доклад по ходе контрразведовательной операции по обеспечению предстоящего зимнего наступления Советской Армии. — Держи меня в курсе событий. А теперь расскажи как мне, что там у нас творится в НКАПе, ну и про нашего молодого иркутского гения в частности.
Глава НКВД поправил свои знаменитые очки и начал рассказ о ведущемся следствии.