— Слышал? Нету у меня войска и взять неоткуда. Жди, покуда города пришлют и уповай на Бога.
На этом царский приём окончился.
Решение царя о невозможности оказать немедленную помощь осаждённой лавре восприняли на Троицком подворье тяжело. В трапезной палате, где обычно велись неторопливые беседы, стояла угрюмая тишина. Антип наклонился к Ананию и вполголоса проговорил:
— Говорил же тебе, зря время теряем. Неужто сразу келаря не разглядел? Руками машет, ногами сучит, у него вся сила вместо дела на почёс уходит.
Сидевшие рядом не сдержали затаённых улыбок: это так, своей неумеренной суетой Авраамий немало отягчал жизнь подворцев. Однако громко выражать своё мнение не стали, наушников вокруг хватало. Пимен, дворский ключник, вступился за начальника: он-де хотел как лучше и не виноват, что царю иное в уши надули.
— Келарь или царь, вашим троицким оттого не легче.
— Оно, конечно, так, — согласились сотрапезники.
Кто-то возьми и предложи:
— Надо нам хотя бы харчишек для лавры собрать и с охочими людьми переправить.
В трапезной задумались, потом зашумели на разные голоса:
— Это как же, в обход Авраамию?
— Зачем в обход, он супротивничать не станет и сам вспомоществует; душа за своих тоже, чай, болит.
— Собрать недолго, да накормим волка, скрозь воров не пролезешь.
— Он же пролез.
Повернулись к Ананию.
— Сможешь ли обоз с харчишками провесть?
Тот задумался, а Антип толк его ногой — не забывай-де о нашем промысле.
— Ну, чего молчишь?
— Трудно, — сказал Ананий, — да и не могу, своего дела не справивши.
Пимен укорил:
— Все вы так, других судите, а сами, кроме своего, ничего знать не хотите.
Ананий залился краской. Сидевший напротив чернец примирительно сказал:
— Зря коришь, брат Пимен, Троицкая обитель в полном обкладе, тысячи воров вкруг неё, как в одиночку пробиться? Тут цельное войско надобно.
Что верно, то верно. Подворцы опять замолчали. Вдруг из дальнего угла прозвучал звонкий голос:
— Есть кое-что и посильнее войска.
— Кто это там? A-а, Гришка... Ну-ка, разобъясни.
— Да чего его слухать, перелёт, он и есть перелёт...
Гришка раньше работал здесь плотником, а месяц назад сбежал в Тушино, прельстившись высоким заработком. Осенью там развернулось большое строительство, и и плотниках возникла острая нужда. Его не осуждали. Рабочим людям не до войны и державных раздоров, их дело дома строить, и вашим и нашим — всем. Такие работяги ходили вольно на обе стороны, и он по старой памяти заглядывал на подворье. Его рассказы о тамошней жизни слушали, но без особого доверия. В них и в самом деле многое удивляло. Как может, к примеру, выдающий себя за православного царя разорять Божии храмы и их дом Живоначальной Троицы? Были и другие нелепицы, гем не менее, немного поспоривши, Гришке дозволили говорить.
— Насмотрелся я, братья, этой разбойной жизни и уразумел, что нет у них ничего святого; за деньги они тебе всё сделают: и Бога лягнут, и чёрта лизнут. Им ваш обоз провести — раз плюнуть, ежели денег посулите.
— Нам не в Тушино везти, а в Троицу.
— Там что, другие? Из такого же разбойного теста.
— Да-а, подумать надо...
— Нечего думать! — воскликнул Антип. — Ни одному ихнему слову верить нельзя, — и обоза лишитесь, и денег.
О его истории здесь уже знали и Антипу сочувствовали. Конечно, ворам верить опасно, но и такую возможность следовало бы рассмотреть. Так ничего и не решив, отправили Пимена к келарю для совета.
Пимен пересказал Авраамию всё, о чём говорилось в трапезной. Готовность помочь попавшим в беду братьям келаря растрогала, так что упрёкам в свой адрес даже не придал значения — не ведают-де что говорят. Попросил поблагодарить всех за заботу о ближних и передать им его благословение. Отпустив ключника, долго сидел задумавшись; происшедший разговор натолкнул Авраамия на другую мысль: нельзя ли и в самом деле подкупить воров, но не мелких, а самого большого? Он уже не раз слышал, что тот имеет большие денежные затруднения, и многое, что поступает в Тушино, к нему просто не доходит. А что если соблазнить его возможностью получить живые деньги, из рук в руки, минуя всяких посредников, в обмен на снятие осады с Троицы? Такой поступок позволит Вору выказать себя поборником православной веры и очиститься от обвинений в приверженности к латинской ереси. Нужно только уверить его в этом. Чем больше Авраамий думал, тем более утверждался, что так и нужно делать. С чего только начать?