Ночь огласилась улюлюканьем и свистом, появившиеся со всех сторон казаки мигом окружили караван, так что Артемию времени для раздумий не оставалось. Он только и успел, что достать из-за пазухи конец фитиля и сунуть его в горшок с углями. Фитиль тут же занялся, огонёк весело побежал к притороченным бочонкам с порохом. Старец безотрывно смотрел на него, позабыв про молитву, а спохватился, когда огонёк совсем приблизился к затравке.
— Дай силы, Господи... — только и успел произнести он.
Раздался страшный взрыв, в одно мгновение старец и вся его смертоносная команда перестала существовать, а вместе с ними стала ничем едва ли не сотня находившихся поблизости врагов. То была первая уловка, подготовленная Голохвастовым в ответ на засаду Лисовского. Сам Ходырев, скрытно следовавший за Артемием, воспользовался сумятицей неприятеля и рассеял его. Но замешательство продолжалось недолго, Чика подтянул подкрепления, и на Княжем поле закипело настоящее сражение.
Взрыв, прогремевший на всю округу, хорошо слышали на противоположном конце крепости, по нему второй отряд начал осторожно выдвигаться на исходное положение. Скрытности его действий способствовала кромешная темень и дождь, заглушавший всякие звуки. Воины, прижимавшиеся к холодной мокрой земле, не могли унять судорожь и нетерпеливо ожидали условленного сигнала. Время тянулось медленно, до рассвета оставалось чуть более трёх часов. Вдруг, как по волшебству, дождь перестал, небо прояснилось, на нём проступили звёзды. Все радостно оживились, сочтя это добрым знаком, и тут же с Духовской церкви раздались удары колокола.
Будто вихрь поднял людей и бросил вперёд. Не ожидавший нападения неприятель быстро оставил передовую линию и откатился к монастырю. Там он тоже не сумел удержаться; в отсутствие Лисовского, отъехавшего к Княжьему полю, ему никак не удавалось оправиться от растерянности. Монастырь и мельница были оставлены, нападавшие уже достигли Сазонова оврага, и только сильный огонь польских пушек с горы Волкуши вынудил их остановиться. Стороны сделали передышку, собираясь с новыми силами.
В это время на мельнице и в её окрестностях охотники Власа Корсакова пытались отыскать начало подкопа. Поиски затруднялись темнотою и отсутствием видимых следов. В самой мельнице, на что первоначально очень надеялись, его найти не удалось. Маленький Слота беспокойно шнырял из стороны в сторону и выглядел явно удручённым.
— Не егозь! — поймал его за рукав более рассудительный Шилов. — Давай думать. Последки после копки должны оставаться?
— Вестимо, вот я и ищу, где их хоронят. Токмо свежих насыпок нигде не видно.
— А ежели они не в земле?
Слота подпрыгнул от неожиданной мысли и побежал к мельничной запруде. Как он сразу не догадался, что вода всё прячет и следов не оставляет? Если ссыпали сюда, то и рыли где-то рядом. Точно, в одном сарае-развалюхе нашли, наконец, укрытый рогожами земляной лаз. Слота спустился в него и убедился — лаз шёл к крепости, на большее решил время не тратить и вернулся за зельем.
Шилов побежал к мельнице, где были оставлены бочонки с порохом, и известил Корсакова о находке. От помощи он отказался; сами, сказал, справимся. Корсаков не настаивал, недальний бой загремел с новой, ещё большей силой. Обстановка там действительно осложнилась. Неприятель постепенно оправился от неожиданности, с Терентьевой рощи к нему подошли подкрепления, а троицкие стали нести сильный урон от пушечного огня. Внуков находился в самой гуще боя и получил несколько ран, но решил стоять до последнего, во всяком случае, до той поры, пока подкоп не будет взорван. Известие Корсакова обрадовало его.
— Погодим ещё чуток и начнём отходить, — сказал он Корсакову, — а ты беги в крепость и накажи пушкарям, чтоб начинали сюда целить. Без их подмоги никак не обойтись.