Несокрушимые

Антип успокоил: времени на всё хватит, а подружиться с королевским любимчиком — дело полезное. Строительство пошло споро, баньку решили ставить просторную, да не чёрную, а белую, с трубой, благо кирпича на месте погорелого посада оказалось в избытке, даже слюды на оконца набрали. Зашёл как-то брат воеводы, подозрительно присматривался, словно хотел выискать какую-то крамолу, и не удержался от осуждения:

   — Мудришь ты, москаль. Настоящего бойца нельзя баловать, волк с медведем не умываючись здоровы живут.

Антип спорить не стал, хотя волчьих привычек не разделял. «Наш Филипп к иному привык», — подумал он и продолжил работу. Никому не давал передышки, в том числе Булыге, и, как обещался, закончил стройку на третий день. Ещё два дня баню непрерывно топили, высушивая, затем стали готовиться к приёму воеводы. За приготовление первого пара Антип взялся сам, не доверяя этого дела никому.

   — Подумаешь, мудрёность — печку стопить, — хмыкнул Булыга.

   — Не скажи, без навычки и через губу не плюнешь. Перво-наперво дровишек надобно подобрать, сухих, берёзовых, да проследить, чтобы горели ровно, без чада и гасли мерно, а как начнёт каменка лучиться, несколько осиновых полешек вшвыркнутъ для прочищения духа. Готовую каменку по звуку проверяют, она не шипит, а крякает, будто дрова колешь, и пар с неё идёт невидный. Потом надо ветками помахать, чтобы жар уровнять снизу до верху — всех хитростей не счислишь.

«Нужны твоему воеводе эти хитрости, — подумал Булыга, — он ить как что, за пистолю хватается. Лучше бы думал, как к моему таю подобраться».

В назначенный день Ян Потоцкий пожаловал в сопровождении многочисленной свиты. Антип поклонился ему, остальных же выпроводил вон, нечего, дескать, баню выстуживать. Они расположились на некотором отдалении, дабы ненароком не увидеть чужую наготу, что запрещалось тогдашними правилами. И сам красавец-воевода испытывал нечто вроде стеснения. Антип успокоил его ласковым приговором:

   — К двум ходят без стыда: к лекарю да жене. Что от лекаря скрыл, то сатане показал, а жены стыдится — детям не родится. Разоблакайся, ваша милость, пар на пир зовёт, духом манит.

Оно и правда, в бане веяло запахом разнотравья, горячий духмяный воздух проникал под одежду, и воеводе пришлось быстро снять её. В парилке он невольно присел на корточки и обхватил голову, тело его покрылось мелкими бисеринками, и скоро пот закатил ручьями. Антип решительно приподнял воеводу и усадил на полок. Тот попытался возразить, но Антип бесцеремонно распластал его и стал легонько прохаживаться веником. На кряхтенье и стоны пациента он не обращал внимания, говорил своё:

   — Погодь, ваша милость, старую кожу спустим, новая, чистая, живо нарастёт, вот тебе, вот... — воевода пустился в крик. — Давай, давай громче, игогонница поспела, ерохвоститься пора! — и наподдал пару.

Потоцкий загремел в полный голос, так что свита встревожилась и, не смея зайти, послала за Яковом. Младший Потоцкий явился незамедлительно; ворвавшись в парную, увидел распластанное на полке недвижное тело брата и москаля, который наотмашь хлестал веником и грозно ревел: «Я тебя! Я тебя!»

   — Уморил негодяй! — гневно вскричал он.

   — Сомлел малость, щас оклемается, с непривычки это бывает, — спокойно объяснил Антип, — нужно вынести в мыльню да водой сбрызнуть.

   — Уморил брата, — повторил Яков, пот и слёзы смешались на усах, он ощутил во рту солоноватый вкус и потянулся к сабле, — убью...

Ян тем временем открыл глаза и с удивлением уставился на него.

   — Проклятый москаль бил и угрожал тебе, — объяснил Яков.

   — Как я могу?! — воскликнул Антип.

   — Не ты ли кричал: «я тебе»?

   — Так это я вошек бил, они до ихней милости очень охотливы.

Воевода громко рассмеялся и шутливо покропил брата водой:

   — Иди, иди, а то баню выстудишь, — сказал он со знанием дела.

Лечение паром пошло на пользу воеводскому здоровью, Антип стал пользоваться его благоволением и получил право беспрепятственно ходить по лагерю, что помогло Булыге наконец-то добраться до своего тайника. Деньги сделали его менее покладистым, он всё порывался уйти и манил за собой Антипа. Тот, однако, советовал не спешить. Мы, говорил, при деле, под надёжной защитой, сытые да мытые — чего больше? Подождём, как крепость сдастся, и вернёмся туда не изгоями, но победителями. Булыга нехотя согласился, нехотя потому, что свободные деньги жгли ему руки и долго томиться тем, чтобы не пустить их в оборот, он не мог.

У Антипа были свои трудности, содержание бани требовало средств, а Потоцкий впадал в ипохондрию всякий раз, когда речь заходила об оплате. Однажды, работая в очередной раз над воеводским телом, он вспомнил об окопниках, которые так чутко отнеслись к полуголым перебежчикам, и посетовал, что постоянное пребывание на сырой и холодной земле пагубно отражается на здоровье несчастных. «Они все в чирьях и огневиках, страдают костоломом, их хотя бы изредка надобно отогревать». Воеводу удивила необычайная забота:

   — Твоя-то в чём корысть? Или надеешься получить плату от короля?