Несокрушимые

Самой сильной частью являлась кавалерия, прежде всего польские гусары, люди большого мастерства и отваги; самой слабой — артиллерия, в ней насчитывалось всего 30 пушек, в том числе только четыре тяжёлых осадных. Такой состав вызывал постоянную озабоченность гетмана: подготовка и вооружение гусар, говорил он, не годятся для ведения осады, нужно посылать за пехотой или спешивать и переучивать всадников. Король благодушно посмеивался, пока кто-то не шепнул: гетман хочет-де поссорить ваше величество с войском, попробуйте объявить о своём намерении превратить своих доблестных гусар в пехоту и потеряете их любовь. Тогда король возмутился:

— Увольте меня, пан гетман, от вечных жалоб и причитаний. Если вы не можете управляться со своими обязанностями за возрастом, я найду вам замену. Готовы ли доложить нам о диспозиции?

Жолкевский проглотил очередную обиду и стал докладывать. Предлагалось встать тремя лагерями. На западной стороне со ставкой в Борисоглебском монастыре разместится командование. Здесь же, в долине Днепра и на примыкающих высотах, расположатся отряды польской кавалерии, а в непосредственной близости от крепости в районе сожжённого Чуриловского посада займёт позиции немецкая пехота полковника Байера. Для её поддержки на Чуриловской горе следует развернуть одну из батарей. С северной стороны, на месте сожжённого Заднепровского посада, будет устроен второй лагерь. В районе Покровской горы разместятся войска братьев Потоцких и другая батарея, а ближе к Днепру — войска литовского маршала Дорогостайского. Третий, восточный лагерь, предлагалось населить сбродным войском — венграми, казаками и татарами, а также несколькими подразделениями немецкой пехоты. С южной стороны держать постоянное войско гетман считал нецелесообразным, там достаточно иметь усиленные конные разъезды, чтобы полностью отрезать крепость от внешнего мира.

Король глубокомысленно подумал и с предложенной диспозицией согласился, потом склонил ухо к очередному шептуну и заявил, что военной ставке и королевскому двору будет тесно под одной крышей, потому он оставляет избранное место гетману и его штабу, а сам перейдёт в Троицкий монастырь. Он хоть и располагается подальше от крепости, зато более удобен для ведения его, королевских дел. Потом, припомня прежние уверения в лёгкости победы, неожиданно спросил:

   — Нужно ли мудрить с устройством ваших лагерей, может быть, стоит попытаться взять Смоленск с хода?

   — Это никак невозможно, Ваше Величество, — почтительно ответил Жолкевский, — хотя бы потому, что нужно расставить пушки, развести войска, поставить им задачи...

   — Хорошо, хорошо, — прервал его король, — я забыл, что вы не можете воевать без своих утомительных правил. Сколько вам нужно времени на подготовку?

   — Не менее двух недель.

   — Вы, верно, шутите? Не трудитесь объяснять, завтра же соберите совет, на котором мы всё решим.

Жолкевский, изложивший на совете свои соображения по подготовке к осаде, остался в явном меньшинстве. Его поддержал только полковник Вайер, остальные, особенно сенаторы, выступили за немедленный приступ.

   — Это не крепость, а зверинец, — кричали они, — Европа будет смеяться, если мы вместо того, чтобы войти в него, станем демонстрировать знание осадных правил.

Гетман молчал, ему не хотелось гасить боевой порыв сенаторов, хотя и удивлялся тому, что отчаянную смелость выказывают те, кто не имеет никакого представления о боевых действиях и не способен проявить её на деле. Чувствовалось, что король им благоволит, и потому подавляющее большинство высказалось за немедленный приступ. После совета, оставшись наедине, Жолкевский попытался ещё раз убедить короля в целесообразности более тщательной подготовки. Наши пушки слабы, говорил он, одна надежда на петарды и подкопы, они же требуют времени. Но король ничего слушать не хотел.

   — Вы бы лучше с таким же рвением взялись за подготовку к штурму. Запомните, у вас всего два дня, 24 сентября Смоленск должен преподнести мне свои ключи.

Все эти дни Смоленск жил беспокойной жизнью. Тревогу усугубляли толпы беженцев, стекавшихся со всей округи. Как живность, гонимая половодьем, они спешили под защиту крепостных стен и устрашали обывателей рассказами о несметном войске из крылатых всадников и бычеголовых пешцев. Как всегда в таких случаях увиденное дополнялось воображением и слухами. Разговоры о предстоящем нашествии велись давно, многие к ним привыкли и, ссылаясь на родной авось, надеялись, что пронесёт. Так думали до последнего, известиям о приходе самого короля не верили, тешили себя тем, что это очередной набег соседних панов. Теперь же маловеры могли с крепостных стен сами судить о силе врага: вся долина Днепра и заполье были усыпаны огнями, и казалось несть им числа.