– Да, жизнь штука полосатая, – покивал Дмитрий. – Развелся, когда дочке было пять лет. И теперь она живет во Франции с мамой…
– Да, далеко… Не наездишься.
– Ну что вы, – махнул рукой Дмитрий. – Какое там ездить. Бывшая жена даже не звонила. У меня дома сохранилось несколько рисунков дочки. Там как раз такие… дамы в длинных белых нарядах. Принцессы. Невесты. Это все, что у меня осталось на память о ней.
– Грустно, – сказала Тата.
– Так, – снова остановился Дмитрий. – Я вас хотел развлечь, а получилось, что огорчил. Не переживайте, за давностью лет все приговоры аннулируются. Все живы, никто не прыгал со скалы, никаких страстей. Наоборот, даже какие-то идеи появлялись, пока я все это переживал. У меня было много сюжетов, я снимал бюджетные короткометражки. И вот что-то своего зрителя нашло, что-то цензура зарубила, что-то просто лежит на полке и ждет своего часа… И вы знаете, он настанет. Особенно теперь, когда наконец-то подул ветер перемен. У меня практически уже берут один из сценариев в Польшу – есть там кое-какие знакомства. Да и тематика там никого не смущает. Знаете, такие вольные измышления на тему «Алисы в стране чудес»… Так что, можно сказать, до всемирной знаменитости всего маленький шажок. Да, его еще надо сделать, но я его сделаю!
– Уж-жасно интересно, – сказала Тата.
– Если у вас будет еще время, я могу показать наработки, у меня есть фрагменты пробных съемок, – предложил Дмитрий.
– Ну… я подумаю… если это удобно… Ой. Мы, кажется, пришли в самое сердце блошиного рынка.
Как раз начались прилавки с «черт-те чем поймешь», по выражению ее папы, Николая Николаевича.
– Это место зовется Шанхаем, – пояснил Дмитрий. – Чего здесь только не встретишь.
И они начали разглядывать разношерстные вещицы – от латунных тазов для варки варенья и сахарных щипцов с витиеватыми ручками до тончайших лайковых перчаток, по виду просто музейных.
– Я говорил? – подмигнул Дмитрий.
Конечно, старинным мельхиором ее было не удивить, у них тоже такой был. И фарфоровыми статуэтками. И…
– Ой. Ой! – буквально подпрыгнула Тата. – Без этой сумочки я просто отсюда не уйду…
Небольшая сумочка из змеиной кожи на длинном ремешке была и в самом деле чудо как хороша. Она словно ждала ее с начала прошлого века.
– Я в прошлом певица, – пояснила хозяйка, чопорная старушка. – И слыла модницей. Мне муж привозил эти вещи из-за рубежа… а кое-что осталось фамильное.
И сразу было понятно, что второй такой сумочки во всей Москве просто не будет и можно брать ее без опасения, что кто-то продефилирует навстречу с такой же.
– Позвольте, я вам ее куплю, – сказал Дмитрий.
– Нет, – смущенно покачала головой Тата. – Мне тут многое нравится, не могу же я вас грабить.
– Да что ж я, нищий, что ли, вы меня просто обижаете, – с упреком сказал Дмитрий и так картинно заломил бровь, что Тата не выдержала, рассмеялась и… позволила купить ей сумочку.
«Что ты делаешь!» – возопил Тате внутренний голос тоном ее мамы.
«От незнакомого мужчины?!» – теперь это был голос отца.
«А пусть знает», – ответила она сразу обоим.
Кто знает и что – этого она уже уточнять не стала… Сумочка была просто идеальной, и Тата не могла удержаться, чтобы постоянно не гладить ее и не заглядывать внутрь миниатюрных отделений.
А из фамильных вещиц Тате приглянулось круглое зеркальце в круглом футляре слоновой кости и расшитом бисером чехольчике, и тут уж она купила его сама – быстро, пока он не предложил еще и его.
– Смехотворная цена, – шепнул девушке Дмитрий. – Это действительно музейные редкости, нам сегодня повезло.
– Ой… Ну, это чудеса, как в «Щелкунчике»!
– Вы так чудесно радуетесь, – сказал сценарист. – Так искренне. Как ребенок.
– Но ведь все такое… волшебное, – прошептала девушка, в который раз проводя рукой по выпуклым чешуйкам сумочки.
Дмитрий засмеялся.
На следующем же прилавке она увидела фигурки из гжели и немного изменилась в лице. Дмитрий растолковал это так:
– Вы устали? Совсем я вас уморил… Если честно, и я устал и проголодался.
– Ой… да, – спохватилась она. – Если бы вы об этом не заговорили, я бы и не поняла, что тоже голодна.
– Ну и отлично, – сказал он. – Тут есть мое любимое кафе, оно совсем рядом. Не просто кофе попить, а основательно заправиться.
Набродившись по лавочкам, они и правда немного устали. А кафе было уютным и тихим. Тата успокоилась совершенно. Ею овладела какая-то мрачная удовлетворенность – как человека, который решил сжечь все мосты и уже чиркнул спичкой. Дмитрий, конечно, ничего не понимал. А Тата в этот момент прощалась со всем тем, что еще недавно заставляло ее так страдать. «Нет уж, хватит, – сказала она себе. – Никаких больше страданий. Никаких».
Если бы ей было больше, чем восемнадцать лет, хотя бы на пяток, она поняла бы, что ею движет все та же юная обида. Доказать. Доказать, что ей все равно… Любой ценой.
– А как вы смотрите на прогулку по вечернему Питеру? – спросил Дмитрий. – Если вы, конечно, не устали и если я вам еще не надоел…