Дальше он говорит нечто, что заставляет меня съежиться от отвращения и обиды за маму: «Я люблю женщин, вино, еду и детей. И я имею в виду разных женщин. Не жену». Мне тошно слышать такое.
«Ей никогда не потребуется другой тренер», – говорит он, а я думаю:
Слава богу, он наконец вешает трубку. Но телефон звонит опять: это
Дальше он велит мне позвонить в ФБР и местную синагогу.
– Позвони им и скажи, что они плетут против нас заговор, – говорит он.
Я думаю:
Я предполагаю, что на «Арену Артура Эша» ему в ближайшее время вход заказан.
Наступает утро. Отец просыпается помятый и тихий. Я понимаю, что он не помнит, что творил, и пересказываю ему все: как он ругался и свирепствовал, как нас выпроводили, как он кидался лососем. Как он назвал Барта Макгуайра гангстером, а потом извергал словесный понос в телефонных разговорах с австралийскими и американскими журналистами. Он не помнит ничего из этого.
– Нет, я не мог такого сделать, – говорит он. – Не мог.
Не веря своим ушам, я описываю, как он пронесся по «Флашинг Медоус» пьяным торнадо.
– Ты не шутишь? – Он не может в это поверить. Такое впечатление, будто я сказала ему, что он новый премьер-министр Австралии.
Дальше я сообщаю ему самую плохую новость. Его отстранили от турнира – Ассоциация тенниса США, USTA, отобрала у него аккредитацию. Он не может находиться на территории турнира ни как тренер, ни по билету – как зритель. Я говорю, что USTA показали его фотографию всем охранникам US Open. До конца турнира его туда не пустят, а WTA распространила запрет и на свои турниры. Он стал теннисной персоной нон грата.
– Ты не шутишь? – переспрашивает он в шоке. Он снова считает, что ничего плохого не сделал. Что это отстранение – часть всеобщего заговора против него. Он свято верит, что для этого не было никаких оснований.
Мне нужно ехать на мой матч второго круга. Когда за мной приезжает машина, отец провожает меня и говорит: «Просто играй в теннис, из-за меня не переживай. Это все чиновники, они строят козни и хотят нас разлучить».
Позднее я узнаю из газет, что, посадив меня в машину, он идет прямиком в бар гостиницы «Интерконтинентал». Там он, одетый в спортивный костюм, пьет белое вино и курит кубинскую сигару, когда к нему приходит Майкл Кэмерон.
Майкл спрашивает разрешения присоединиться. Отец соглашается и предлагает ему вина. Журналист начинает задавать вопросы, а отец продолжает настаивать, что ничего не сделал и ни в каких происшествиях не виноват. Он обвиняет во всем теннисных чиновников-«коммунистов», которые хотят от него избавиться. Еще он с нехарактерной откровенностью признает, что какую-то роль во всем этом мог сыграть алкоголь. «Если до меня докопаться в обычное время… я ничего не отвечу, – прочту я позже в газете. – Но после одного-двух бокалов вина все может закончиться иначе».
О своих перспективах он рассуждает философски и говорит, что теперь его, по всей видимости, дисквалифицируют со всех турниров, но это ничего. «Многие считают Докича плохим человеком. Но я не плохой. Просто я злюсь, когда со мной плохо обходятся. А WTA постоянно меня провоцирует».
Когда приходит фотограф, отец с радостью ему позирует.
Последствия рыбного инцидента продолжаются, и WTA выпускает заявление: «Ввиду прошлых проступков мистера Докича начато официальное разбирательство, которое определит, какие санкции будут применены к нему со стороны тура. Решение будет объявлено вскоре после US Open».
Вероятность того, что отец сможет и дальше ездить по турнирам, невелика.