Несломленная

Лесли: «Я считаю, что для Елены важно играть юниор-ские «Большие шлемы», пока она не наберет нормальный профессиональный рейтинг…»

Я: «Да, но…»

Лесли: «Подожди минуту. Пока она подпадает под возрастные ограничения WTA, играть только десять турниров бессмысленно, а иметь опыт «Больших шлемов» очень важно».

Я: «Я против юниорских «Шлемов», потому что профессиональные матчи против Кетцер и Санчес-Викарио – это хорошая тренировка независимо от результата, в то время как юниоры – это движение назад, а не вперед».

Лесли: «Рейтинг покажет, на какие турниры она будет попадать. С этим вопросом нам еще предстоит разобраться».

В этом интервью я говорила словами отца. Он всегда натаскивает меня перед интервью, проговаривает, что я должна отвечать. Естественно, если потом он прочитает в газете, что я сказала что-то из другой оперы, у меня будут неприятности. Поэтому я придерживаюсь папиной линии. Снаружи я могу выглядеть уверенной в себе, но на самом деле я просто испуганная девочка, которая не может допустить, чтобы кто-либо – особенно пресса – узнал, что происходит за закрытыми дверями. Поэтому я делаю то, что мне говорят.

В личных разговорах с отцом Лесли пытается убедить его, что незачем бежать впереди паровоза и мне нужно еще поиграть в юниорах. Он грубо отмахивается от нее со словами: «Елене нужно двигаться вперед». У него развилась навязчивая идея, что все вокруг вставляют мне палки в колеса.

Почти каждую утреннюю тренировку на Australian Open я провожу с Моникой – это огромная честь. Она яростная, никогда не халтурит, почти не разговаривает. Мой отец от нее в восторге.

Перед первым матчем я места себе не нахожу от волнения. Трибуны забиты до отказа. Когда я выхожу на корт, болельщики приветствуют меня криками и аплодисментами. Как и в Перте, эти люди любят теннис и разбираются в нем. В первом круге я играю со 123-й ракеткой мира Еленой Макаровой из России и каким-то образом вырываю у нее победу – 6:3, 5:7, 6:4. Это заряжает меня уверенностью, я успокаиваюсь и обыгрываю пуэрториканку Кристину Гранде, 67-ю в рейтинге – 6:4, 7:5. Я отлично сыграла, и болельщики на «Арене Маргарет Корт» потрясающие. Эмоции непередаваемые.

За пределами корта тоже кое-что меняется: на территории турнира меня начинают узнавать. Люди останавливают меня на улице и просят автограф. Сначала я в недоумении, но потом осознаю, что становлюсь известной – и это в 15 лет. Это большая нагрузка на психику, но я не ропщу. Такое новое внимание меня не напрягает.

Что мне дается труднее, так это присутствие отца на турнире. За последние месяцы я подзабыла, как он на меня действует. Я привыкла быть только с Лесли – у нас налажен отличный контакт, и нет ни давления, ни ругани. С отцом же все наоборот: я в постоянном напряжении и мечтаю, чтобы его не было рядом, и я чувствовала себя так же, как в Перте или в наших с Лесли поездках в 1998-м.

Моя следующая соперница – без пяти минут лучшая теннисистка планеты Мартина Хингис. Она вторая ракетка мира, и я нервничаю, когда выхожу играть с ней на «Арене Рода Лэйвера». За последние семь-восемь месяцев моя жизнь очень изменилась и привела меня сюда.

Хингис гораздо опытнее и легко разделывается со мной – 6:1, 6:2. Во многих геймах была борьба, и я не считаю, что провела плохой матч. Но отец, конечно, недоволен. Он не бьет меня и не орет, но, как обычно, думает, что я могла сыграть лучше и пройти дальше. В 15 лет я дошла до третьего круга турнира Большого шлема, но его это не впечатляет.

После матча папа, Лесли и я встречаемся в подтрибунном помещении центрального корта у раздевалок, чтобы обсудить дальнейшие планы. Лесли говорит, что мне нужно сыграть юниорский Australian Open, и это выводит отца из себя. Он непреклонен: я не буду играть по юниорам, потому что это «движение назад».

Лесли смотрит на участие в юниорском турнире как на взвешенный подход к моему развитию: «Это не важно, она просто проведет еще одну неделю играя матчи», – говорит она. Мне полезна игровая практика, и я с ней согласна.

Отец не желает ничего слушать. Его «нет» – окончательное.

После Australian Open Лесли решает отправиться играть дальше. Я выступаю на турнирах WTA в Колумбии, США и Дубае. Отец с нами не едет – для него это слишком много перелетов.

Мои результаты не плохие, но и не хорошие. Отец недоволен, и, когда я возвращаюсь домой и слышу, что теперь он будет ездить по турнирам с нами, у меня сердце уходит в пятки. Он считает, что только в его присутствии я добьюсь успехов. Кроме того, он по-прежнему раздражен тем, что Лесли хочет продолжения моего участия в юниорских турнирах.

Как обычно, он все решает, а я выступаю посредником: я иду к Лесли и сообщаю ей, что он снова будет путешествовать с нами. Она реагирует сдержанно, но я вижу, что она этого не хочет. И разве ее можно в этом упрекнуть? Она знает, что он пьет – от него часто несет алкоголем. Что мы гораздо лучше работаем вдвоем. Но даже если Лесли собиралась отговорить отца от этой затеи, попытаться сделать это она не успевает – он решает ее уволить. По его мнению, я ее «переросла».