Несломленная

Офицеры говорят отцу, что он должен поехать с ними в участок на допрос. Начинается хаос: он отказывается и утверждает, что у нас все в порядке. Мужчин сопровождает хорошо одетая спокойная женщина-соцработник. Она пытается разрядить обстановку для нас с Саво, но люди в форме нас слишком напугали.

Когда полицейские забирают отца, мой братик начинает плакать и истошно кричать: «Папа, папа!» на весь гостиничный коридор. Его плач превращается в стенания, когда папа пропадает из виду. Я никогда не видела брата таким испуганным. Как же я ненавижу отца за то, через что нам из-за него приходится проходить. Родители других игроков выходят из соседних номеров и становятся свидетелями этой тяжелой сцены: я плачу, Саво вне себя от ужаса, а полицейские уволакивают отца, обезумевшего от ярости.

Нас всех привозят в полицейский участок Маунт Уэверли и допрашивают до глубокой ночи.

– Он бил тебя, Елена?

– Нет.

– Хоть раз было такое, чтобы он тебя ударил?

– Нет.

Я не расколюсь. Я уже даже не плачу. На моем лице никаких эмоций. Я веду себя с полицией Виктории так же, как с соперницами на корте: я ничего им не отдаю. Им меня не сломать. Как и моего брата.

Папу задерживают до утра, а мы с Саво всю ночь проводим на пластиковых стульях. Мы не можем уйти, пока он не протрезвеет, потому что с нами нет другого взрослого, к которому мы в свои 14 и 6 лет можем пойти.

Наутро нас везут прямо на корты Университета Монаша на тренировку. Пока я работаю с мячом, краем глаза я замечаю, что вокруг корта собираются родители. Наверное, они сплетничают об адской разборке, произошедшей накануне. На корт выходит Крэйг и идет поговорить со мной. Он обеспокоен, но я не придаю его словам значения. «Я в порядке», – говорю. Ему ничего не остается, как принять мои безапелляционные слова. На самом же деле у меня болит все тело. Руки. Все болит. Но, помимо физической боли, я ощущаю еще и эмоциональную. Сердцем и рассудком я тоже страдаю.

Тем не менее я делаю все на автомате и тренируюсь, как будто ничего не произошло. Я играю с Энсли Каргилл, делаю это жестко, без эмоций и побеждаю – 6:4, 5:7, 6:4. Учитывая, что произошло накануне, это большая победа. Крэйг ошеломлен – в его глазах это не победа, а теннисное убийство. Он говорит мне, что мое выступление за гранью разумного с учетом тех физических и психологических нагрузок, которые мне пришлось вынести. Как и всегда, страх – залог моего теннисного превосходства.

После матча Морин отводит меня в сторону. Синяки, шишки, следы ударов на моих руках не заметить невозможно.

– Ты в порядке? – спрашивает она мягко.

У Морин получается достучаться до меня так, как полиции не удалось. Я хочу все ей рассказать. Хочу разреветься и поведать ей о том аде, через который я прошла. Но он же меня убьет. Поэтому я как обычно говорю:

– Все нормально.

Вскоре вопросы повторяются – на этот раз в суде. Несколько предыдущих дней отец тренировал меня в ответах и продолжает даже в автобусе уже по пути в суд. Он хочет быть уверен, что я не расколюсь перед судьей.

– Скажешь, что я просто на тебя кричал. Мы просто разговаривали, Елена, – велит он.

Мы первые в очереди. Я захожу в зал все с тем же каменным лицом.

Я вру судье. Говорю, что ничего не было. Что он меня не бил. На меня пытаются надавить, но я кремень. Меня не запугать.

Я защищаю папу, потому что боюсь его. Он внушил нам, что без него мы не выживем. Что он наша единственная путевка в жизнь и что, скажи мы хоть слово против него, мы будем предателями. В его глазах это непростительно, потому что есть «мы», а есть «все остальные».

Все обвинения сняты.

Через день я уже в «Мельбурн-Парке», где начинается юниорский Australian Open-1998. Стоит обычная для Виктории адская январская жара, и на зеленом корте Rebound Ace можно жарить яичницу. Я в третий раз выступаю на юниорском «Шлеме» и уверенно обыгрываю соперниц, по пути в полуфинал уступая всего несколько геймов. Отец недоволен, когда я не выхожу в финал, но в этот раз он меня не избивает. Он раскаивается в том, что произошло в «Брюс Каунти».

На мой полуфинал приходят люди из спортивного агентства Advantage International. Один из них, Иван Брикси, обращается ко мне после матча, и мы с отцом соглашаемся на встречу с Advantage в Сиднее. Через несколько дней их агенты Роб Айватоглу и Лиза Шэффи приезжают в Фэрфилд. В нашей крохотной гостиной они подробно рассказывают, как будут меня представлять. У них при себе кипа документов, описывающих разные возможности, которые откроются передо мной, если я соглашусь с ними работать: там есть контракты с производителями ракеток и одежды. По ходу наших переговоров я опять выступаю переводчиком между ними и отцом.