Несломленная

Кирилл стоял ко мне спиной, в одних черных боксерах. На лопатке красовался в хищном оскале то ли тигр, то ли гепард. Так вот чья это лапа торчала на шее.

Отыскав нужное среди разбросанного барахла, он снова набросился на меня с поцелуями, небрежно бросив коробку «Дюрекса» на соседнюю подушку. И в этот момент раздался звонок. Трели из «Мортал Комбат» пропиликали раз, другой, третий…

— Алло! — рявкнул он, нашарив наконец аппарат где-то под кроватью.

— Ты опять с очередной шлюхой? Не отпирайся! Мне позвонили и обо всём доложили! В этот раз не постеснялся в гостиницу её притащить, скотина?! В машине трахаться больше не комильфо? — раздалось на том конце.

Кирилл со злостью убрал телефон от уха, разъярённо разыскивая кнопку выключения громкой связи.

— Не ори, полоумная, дома поговорим! — сбросив вызов, отбросил смартфон в сторону.

— Разводитесь, говоришь? Вместе давно не живёте. Угу. Вижу, — улыбаясь подколола я, надевая через голову платье.

Что удивительно, никакой злости не было, скорее даже испытала облегчение, что не случилось непоправимого, о чём я бы потом точно пожалела.

— Извини, х#рня вышла, — буркнул Кирилл, неохотно продевая ноги в штанины.

— Иди, а то жена мозг вынесет, — подала ему рубашку, затем ключи. Засунула в задний карман его джинсов презервативы.

— Правда прости. Ты не подумай, что я просто хотел тебя… ну… — замялся. — Короче, ты мне по серьёзке понравилась. Жалко, что скоро уезжаешь. Может быть, у нас что-нибудь и вышло…

— Не вышло бы, Мамонов. Иди уже, — поторопила, похлопывая растерянного казанову по спине. Нехотя надел кроссовки и, выйдя за дверь, замялся.

— Телефончик оставишь?

— Пока, Кирилл.

Захлопнув дверь, села на смятые простыни. Опять женатый. Проклятье на мне что ли какое-то? Печать вечной любовницы? На надо было звать его сюда. Не надо было вообще этого ничего. Он же мне не нужен, а вдруг семью разбила…

Неожиданно осознала, что плевать мне на его семью. Пусть лучше сейчас Журавлёва от него уходит, ведь он так и будет по девочкам бегать, пока бегается. Горбатого могила исправит.

Вспомнила Марата, и то, что он не звонил мне вот уже несколько дней. Ни разу. Потому что был со своей женой. Потому что он тоже плевать хотел. На меня.

Не разрешала себе плакать, но слёзы полились сами собой. Что ж за судьба у меня такая непутёвая? Нельзя так больше жить. Нужно что-то менять. Сейчас. Чтобы потом не было поздно.

Часть 42

Утро началось хуже не бывает: проснулась от тянущей боли внизу живота, грудь болезненно набухла. Опять пролет. Глупо было даже надеяться.

Выбросив нераспечатанную пачку с тестом, заказала кофе в номер. Вчерашняя администратор постаралась на славу: судя по любопытному взгляду девушки, доставившей завтрак, о моём ночном госте знал весь персонал гостиницы. Впрочем, не удивительно — город маленький, все всех знают, всем всё интересно. Кроме как сплетни собирать, заняться здесь больше нечем. По-любому, эта регистраторша и позвонила Журавлёвой. Да и плевать, пусть Мамонов сам расхлёбывает эту кашу, я не замужем, делаю что хочу, с меня взятки гладки.

Долго раздумывала, позвонить ли матери перед отъездом, и в конце концов решила, что всё-таки стоит. Нужно попрощаться по-человечески, неизвестно, когда снова увидимся.

Только взяла телефон в руки, как тот зазвонил.

Мать.

— Слушаю.

За окном накрапывал дождь. Чёрные тучи заволокли небо, вдалеке на горизонте, сверкнула молния.

— Ты… ещё не уехала?

Голос матери звучал очень тихо, с какими-то помехами, как будто она была далеко-далеко, на другом континенте, а не через несколько домов.

— Пока нет. Но сегодня собираюсь, поезд через два часа.

Бабах! Гром.

— Со мной тут из Москвы связались, доверенное лицо твоего… дяди Жоры, в общем, он оставил тебе наследство. Квартира, автомобиль, какие-то сбережения…

— Мне оставил? — не поверила своим ушам. — Ты же говорила, что он же ничего не знал!

— Я говорила, что не рассказывала ему о тебе. Но он, видимо, сам обо всём догадался. Это было не так сложно. Жора… был очень проницательным. И умным. Этим ты пошла в него…

В её голосе было столько печали, столько боли, что мне даже стало её немного жаль. И жаль отца. Она никогда не говорила о нём с такой же теплотой.

— Лев Дмитриевич, ну, звонивший, оставил свои координаты, свяжись с ним, когда приедешь в Петербург.

— Хорошо.

Мы обе замолчали. Дождь нещадно молотил по подоконнику. Струйки воды стекали по стеклу, как будто сама природа оплакивала мой отъезд из Н.

— Мам… — голос надломился, слова давались чрезвычайно тяжело. — Давай всё забудем… не хочу уезжать вот так.

Тишина. Глубокий вздох.

— Ты когда-нибудь простишь меня за… тот поступок?

— Давай просто забудем, — повторилась я. Я не могла обещать того, что вряд ли когда-нибудь выполню.

Попрощавшись, отключила телефон. На душе стало немного легче. Мы пока в самом начале пути к примирению. И первый шаг уже сделан.