Собственная мать так запросто подвергает риску здоровье своего ребёнка — разве это нормально? Хладнокровно отправила на аборт, зная, что детей я больше иметь не смогу! Где же он, материнский инстинкт, о котором так красиво писали в книге? Очередная ложь? Выходит, что так, ведь ей всегда было плевать на меня и мои чувства, для нее гораздо важнее собственные интересы и то, что скажут люди. Нет ребенка — нет проблем, нет косых взглядов и шёпота за спиной. Честь семьи не запятнана. А что там будет со мной дальше — ей всё равно!
Сосед справа — неопрятного вида дед — постоянно задевал меня на каждом повороте, упираясь худым локтем в бок. От него разило перегаром и немытым телом. Ещё сегодня утром на меня накатила бы тошнота от подобных ароматов, но сейчас я не чувствовала абсолютно ничего. Я была пустая внутри. Без ребенка, без души, без чувств. «В ее случае аборт считай приговор» — так вроде бы сказала та медсестра? А зачем тогда вообще жить, для чего? Детей больше не будет, родная мать не любит, одноклассники смеются, друзей у меня нет — была подруга, да и та предала. Кирилл… ему тем более все равно, я для него всегда была пустым местом.
Это презрение, с каким смотрела толстуха в консультации, этот позор… Разве такое можно когда-нибудь забыть? И кто вернёт мне моего ребенка?
Закрывшись в комнате, я пыталась жалеть себя, пыталась выдавить хоть одну слезинку, но из меня будто вытащили все живое, эмоции атрофировались, остались одни рефлексы: дышать, моргать, шевелить руками и ногами.
Как сомнамбула я ходила из угла в угол по своей когда-то любимой комнате, смотрела на развешанные на стене фотографии с семейных торжеств, на любимые книги, заполнявшие полки, милые сердцу безделушки, и понимала, что всё это мне стало безразлично. Жизнь никогда не будет прежней. Там, в стерильном кабинете на окраине города, наступила эта точка невозврата.
Решение пришло словно ниоткуда. Как глоток свежего воздуха, как избавление.
Впервые за долгое время груз безысходности в моей голове как будто исчез.
Резким движением раздвинув тяжёлые занавески, я открыла окно. Небо заволокло грозовыми тучами. Тревожные клубы тёмно-синих, почти чёрных туч. Душный город заполнила свежесть, предшествующая ливню. Обилие озона вскружило голову, и я испытала что-то близкое к эйфории, граничащее с безумием. Ведь всё так просто!
Я смотрела в раскрытое настежь окно: дом напротив, гаражи, палисадник. Такая знакомая до боли картина, но я разглядывала всё как будто впервые, впитывая каждую деталь, будто это самое важное в жизни.
Деревья, кирпичная стена высотки, красные занавески в окне напротив, старая, проржавевшая «копейка» у обочины…
Миловидная девушка с длинными блондинистыми волосами снова сидит на лавочке со своим ухажёром, прячась от любопытных глаз в тени раскидистой акации. Я не знала, кто они, но вот уже долгое время наблюдала из окна за их трепетными отношениями. Интересно, они поженятся? Жаль, что я этого так и не узнаю…
Ещё раз окинула взглядом комнату. Может, прибраться? Хотя, пусть все останется так, как есть.
Выйдя в прихожую, я вдохнула знакомые ароматы дома, в котором прошло моё детство… Тихо закрылась в ванной, разделась, легла, ощутив телом прохладную эмаль, включила горячую воду. Закрыв глаза, я подумала об отце, вспомнила его волнистую рыжую шевелюру, мягкий голос… Поймет ли он мой поступок, простит ли… И бабушка. Какая бы она не была — ворчливая, чрезмерно надоедливая, но она всегда меня по-настоящему любила…
Вовка… останется ли он таким же разгильдяем? Или наконец возьмётся за ум? Уедет ли учиться в Москву? Какой будет его будущая жена?
Достроит ли отец баню на даче?
Почему-то вспомнила Гальку. Ответит ли ей Санька Борин взаимностью? Хотелось бы верить. Галька хоть и предательница, но всё-таки подруга.
Узнает ли Кирилл, что у нас был ребенок? Каким бы он был, если бы родился… И кто будет поливать мой кактус на подоконнике? Так много вопросов. Спасибо, мама, что ответов на них я так и не узнаю.
Не нужно ни о чем думать. Не бойся.
Дрожащими пальцами я взяла бритву отца.
Часть 32
Санкт-Петербург, 2013 год, май.
— Вишневый чизкейк, круассан с шоколадом и два кофе, прошу, — флегматично перечислил угрюмый официант, всеми силами стараясь демонстрировать радушие.
— Ты же говорила, что весной худеть будешь, — улыбнулся Костя и забрал свою чашку, пододвинув мне блюдца с десертом.
— А ты вроде курить бросаешь, — кивнула на пепельницу со смятым окурком.
— То-то ты злая такая, вот где собака зарыта. Неделю уже?
— Почти две, — поправила я, завистливо стреляя глазами на открытую пачку "Честера".
— Бьешь все рекорды — полмесяца без никотина. А чего это тебя, Рыжова, на ЗОЖ потянуло? В офисе уже шушукаются. Ты, случайно, не того? — он обрисовал ладонями округлившийся живот.
— А ты давно таким любопытным стал? Сплетни бабские собираешь. С Меркуловой переобщался? — разозлилась я и сделала большой глоток кофе. — Ай, обожглась, из-за тебя!