— Нынче вечером, — говорил Адам, — я способен съесть лишь тарелку спагетти, — он произнес это слово на утрированно итальянский манер, — спагетти на скорую руку — по моему рецепту варить двенадцать с половиной минут, посыпать пармезаном и положить кусочек масла.
— Масла? — ухватился Том за то, что было знакомо. — Какого масла? — решился он спросить, ибо знал, что существует много разновидностей масла.
— В спагетти я предпочитаю датское или нормандское.
— А что вы будете пить? — спросил Том, представляя себе чай в пакетиках, растворимый кофе или просто воду.
— Что пить, когда ешь спагетти, не имеет значения, поэтому я сделаю себе сюрприз. Я спущусь в погреб и, закрыв глаза, схвачу первую попавшуюся под руку бутылку, и кто знает, чем она окажется? — Бесцветные глазки Адама, похожие на отмытые морем камешки, засияли, а мягкое, пухлое тело, казалось, раздулось от нетерпения. — Вы когда-нибудь так поступаете? — спросил он у Тома. — Спускаетесь в погреб и, не глядя, берете бутылку?
— К сожалению, такого погреба у меня нет, — ответил Том, ибо, естественно, в доме приходского священника был погреб, занимающий весь подпол.
— Но разве вы в вашей работе не пользуетесь вином? — удивился Адам.
— Нет, конечно, пользуюсь, — согласился Том, который никогда не ставил свою деятельность в зависимость от наличия или отсутствия вина. Да и представление о полном бутылок погребе как-то не вязалось с полдюжиной бутылок вина для причастия, хранящихся в сейфе в ризнице. — Боюсь, приходский совет стал бы категорически возражать, если бы это вино оказалось не из самых дешевых, — добавил он.
— Неужели? А в мое время, — Адам не мог удержаться от воспоминаний о своем прежнем положении, намекая при этом, что в своей церкви совет он держал в руках куда крепче, чем Том, — нам удавалось пользоваться довольно приятным на вкус Vino Sacro, а один раз мы даже попробовали белое вино — ничего страшного, поскольку, как вам известно, это всего лишь перебродивший виноградный сок.
В римско-католической церкви, припомнилось Тому, миряне во время причастия к чаше не прикладывались, а Адам был теперь «мирянином». Потому, наверное, и вспоминал свою службу в англиканской церкви с известной долей сожаления. В поселке римско-католической церкви не было, поэтому Адаму и приходилось в своем ярко-красном «рено» совершать довольно длительное путешествие, чтобы попасть на убогую провинциальную мессу, которая едва ли могла служить утешением человеку, воспитанному на англокатолическом возрождении[8] девятнадцатого века с его яркой обрядностью. Том позволил себе чуть заметно улыбнуться:
— Посмотрим, не удастся ли мне заказать вино получше, — сказал он.
— Наверное, не так уж трудно обвести вокруг пальца вашего казначея, — усмехнулся Адам.
— Да, тем более что она очень милая женщина. Попробовать, во всяком случае, не возбраняется.
— Дам в некоторых вопросах легко обмануть, — сказал Адам. — Я убедился в этом на личном опыте.
Том почувствовал, что наступила та минута, когда пора уходить, и встал с мыслью о том, каким образом Адам Принс обманывал дам.
— Мне еще предстоит навестить Бэрраклоу, — объяснил он.
— С утра? — удивился Адам. — Хотите приостановить стук пишущей машинки?
— Они работают по утрам? Вы, наверное, знаете, раз живете так близко?
Адам посмотрел на часы.
— В двенадцать они пойдут в бар, — сказал он. — А сейчас вы застанете их дома.
В таком освещении идея навестить Бэрраклоу показалась Тому еще менее удачной, чем когда она пришла ему в голову. Скоро уже можно возвращаться домой к ленчу. Даже занятая весенней уборкой Дафна найдет время организовать «завтрак землепашца» или его греческий вариант: кусок черствого хлеба, несколько твердых маслин — большие и сочные в поселке не продавались — и что-то, похожее на козий сыр. Масла, конечно, не будет — подобное упадничество чуждо аттическим трапезам.
Он не спеша прошел мимо дома Бэрраклоу. В гостиной на первом этаже занавесок не существовало, поэтому все происходящее в доме было как на сцене. За большим из неотесанных досок столом сидели супруги Бэрраклоу: Робби и Тэмсин; он — с рыжеватой бородой, настоящее викторианское изображение одного из апостолов, она — с темными, мелко завитыми волосами и в круглых очках в металлической оправе. Она сидела за машинкой, держа руки на клавишах, а он рядом, диктуя что-то из блокнота. «Мужчина и женщина — их создал господь», — подумал Том. Стол был завален бумагами, но в одном углу лежала на дощечке буханка черного хлеба, большой кусок сыра и стояли две бутылки пива. Бэрраклоу, вероятно, и не собирались в бар, им предстояло то, что политические деятели именуют «рабочим завтраком». Совершенно очевидно, сейчас не время им мешать. Том быстро двинулся дальше, надеясь, что они не заметили, как он их рассматривал.