«Как уже известно теперь большинству из вас, моя сестра покинула меня, дабы разделить очаг свой со своей подругой мисс Бленкинсоп, знакомой многим по неоднократным ее наездам в наши края. Они будут жить на окраине Бирмингема, неподалеку от прелестного зеленого пустыря, где сможет резвиться их собака. Я уверен, что моя сестра всегда будет живо интересоваться делами нашей общины, что она, равно как и мисс Бленкинсоп, станет частым гостем моего дома. Но, и это „но“ весьма существенно для меня, отъезд ее означает, что я остаюсь один и должен, по мере моих сил и при неусыпном попечительстве миссис Дайер, справляться со всем хозяйством. Разумеется, почему бы мне изредка и не попробовать приготовить обед. Говорят, что лучшие повара — это мужчины. Однако, не принадлежа к почтенному клану умельцев такого рода, я уповаю на милость дам и не теряю веры в их добросердечие и кулинарное мастерство. Надеюсь, вы окажете мне снисхождение, приглашая меня время от времени к вашему очагу, дабы я мог разделить с вами скромную трапезу в семейном кругу и дружеской обстановке».
Здесь интересная часть послания оканчивалась, и Эмма не дала себе труда продолжать чтение. Почему это его сестра с подругой «делят очаг», вместо того чтобы делить дом или квартиру? Вероятно, этим «очагом» и всем, что он символизирует, Том рассчитывал растрогать читателей, отсюда и просьба быть приглашенным именно «к очагу», и «прелестный зеленый пустырь», также вызвавший у нее улыбку. Что же касается «скромной трапезы в семейном кругу», то нетрудно вообразить смятение, которое вызвал бы в таком семейном кругу неожиданный визит Тома, или же тщательные приготовления к «скромной трапезе» в случае, если о таком визите было бы известно заранее. Бедный Том, несмотря на все эти ухищрения, надеяться ему особенно не на что. После нескольких приглашений он опять будет предоставлен себе самому и собственным своим запасам — готовому рису — «просто объедение», незаменимым «рыбным палочкам» и мясному пирогу с почками, разогреваемому прямо в упаковке. В противном случае ему придется довольствоваться нечастыми обедами с Адамом Принсом и ожиданием ее, Эммы, перебегающей улицу с кастрюлей в руках. Но на Тома одновременно с Грэмом ее не хватит, возможности оказать Тому практическую помощь она для себя не видит. Нет, мнение о том, что мужчины беспомощны, ошибочно и старомодно, и процветать оно сейчас может лишь в таком богом забытом захолустье. Но как бы там ни было, Тома ей жаль и даже обидно за него, а раз испытав подобные чувства, не знаешь, куда они могут завести.
19
Направляясь к лесной сторожке, Эмма решила, что не будет каждый раз приносить Грэму еду. Иногда ему придется довольствоваться лишь ее обществом, беседой с ней и всем тем, что он может теперь ждать, а она предоставить. Еще раньше, обдумывая это, она решила надеть новое платье цвета, который, возможно, был ей более к лицу, чем ее всегдашние тусклые серо-черные тона. Ведь знакомство с Клодией и контраст между ними забыть было трудно. Вот она и выбрала цветастое сине-зеленое платье необычного для нее молодежного фасона и модной расцветки. Чувствовала она себя в нем довольно неловко, в особенности после того, как встреченный ею Адам Принс при виде нее чуть было не присвистнул. Она надеялась, что Грэм не решит, будто она нарядилась специально для него, и вместе с тем понимала, что, если он так решит, средства разубедить его у нее в запасе нет.
Но когда она подошла к сторожке и увидела, как Грэм в садике читает газету (похожую на «Гардиан»), ей стало ясно, что он чем-то поглощен и не в том настроении, чтобы обращать внимание на ее наряды. Подняв глаза от газеты и заметив ее, он сказал:
— А ты слышала, что умерла Эстер Кловис?
— Мисс Кловис? Умерла? Нет, конечно, я не слышала… В газете написано? Некролог?
— Да, и весьма обстоятельный.