с его строфами о радостях любви (братской, сестринской, родительской, детской), которые неизменно вели к размышлению о других более увлекательных разновидностях любви, заставило Эмму подумать о том, что Тому нужна жена, а Ианте нужен муж. Не познакомить ли их? Глядишь, что-нибудь и получится, но разве нельзя найти кого-нибудь получше Ианты? Он ни в коем случае «не испытывал отвращения» к женскому обществу, решила она, довольная собственной формулировкой.
На этот раз Эмма задержалась, чтобы попрощаться, но ни словом не обмолвилась об Ианте, хотя та только что уехала, да и Том тоже не спросил про нее и не полюбопытствовал, куда она делась. Вместо этого, когда в их беседе наступило неловкое молчание, Эмма сказала ему, что в лесную сторожку приезжает Грэм Петтифер. «Работать над книгой», — добавила она, словно его приезд мог быть вызван какой-либо иной причиной.
— О, вам это будет приятно, — отозвался Том, изо всех сил стараясь не показать, насколько эта новость огорчила его. — Он внесет оживление в нашу общину, — добавил он по-духовному чопорно, сказав то, что от него ожидалось, но что совершенно ничего не означало, ибо как мог ученый-агностик, да к тому же человек довольно скучный, представлять интерес для их «маленькой общины»? Эмма была разочарована и отправилась домой, чувствуя, что Том и Ианта вполне заслуживают друг друга.
Когда позже зазвонил телефон, оказалось, что звонит вовсе не Грэм с последующими указаниями по налаживанию его хозяйства, а ее мама. У них в колледже устраивается ежегодная встреча бывших студентов, так не хочет ли она, Эмма, приехать? Пока Эмма размышляла, Беатрис добавила, что, по ее мнению, на встречу явится и Клодия Петтифер. Неужели Эмме не любопытно хоть взглянуть на нее? «И надень что-нибудь красивое», — велела Беатрис, словно Эмма все еще была школьницей, неспособной выбрать именно то, что нужно.
16
На этих вечерах Эмме всегда казалось, что маме хочется, чтоб в глазах окружающих она, Эмма, представала бы иначе, в более выигрышном свете: дочь, которой можно гордиться, — замужняя, мать прелестных детишек, или незамужняя, но все же мать прелестных детишек, ну а если не это, то хотя бы очень преуспевающая в избранном деле, персонаж телевизионных встреч с интересными людьми, известная актриса или даже романистка, — словом, чтоб было в ней нечто особенное, выделяющее ее из толпы выпускниц и педагогов, которые попивали сейчас вино в жарком сумраке сада. А Эмма, помимо того что была всего лишь заурядным социологом, напечатавшим только несколько статей в никому не ведомых научных журналах, вдобавок и выглядела-то не слишком красивой или импозантной. На ней было одно из ее скучных хлопчатобумажных платьев с серо-черным рисунком, и даже прическу она сделать не успела. Контраст между ней и стоявшей рядом Клодией Петтифер, «хорошенькой свиристелкой», как ее определила Беатрис, вызывал ироническую улыбку.
Клодия, высокая, элегантная, в яркой цветастой свободного покроя тунике, вид имела, можно сказать, сногсшибательный. Глаза она прятала за темными стеклами очков, а волосы в соответствии с модой завивала мелко и пышно — прическа, казалось бы, не слишком подходящая жене серьезного ученого и лишнее доказательство того, что она «свиристелка». Но кто осудит ее, если вспомнить, как занудлив бывает Грэм. А поскольку он женился на Клодии после мимолетного романа с ней, Эммой, значит, как заключила она по размышлении, он нуждался тогда именно в свиристелке. (А что же теперь, его вновь потянуло на родную ему унылость? Нет, лучше так не думать.)
— Красное или белое? — Перед ними появились бокалы вина на подносе.
— Кардинальный вопрос, не так ли? — заметила Клодия, шутливо и добродушно. — Уж цвета-то нас различать научили, правда?
— Мы и сами в них достаточно разбирались, — сказала Эмма, беря бокал с чем-то бледным.
— Вы в каком году окончили? — спросила Клодия.
— Я училась не здесь, а окончила Лондонское экономическое. Изучала там социологию.
— Ах да, Лондонское экономическое! И вы знаете или знали когда-то Грэма.
— Да, я его знаю. — Почему-то Эмма не сочла нужным что-либо добавить, лишь подтвердив, что знает мужа Клодии.
— Он снимает лесную сторожку где-то в ваших краях. Говорит, что книгу кончает. — Клодия рассмеялась, словно желая показать, что правдой это быть никак не может, но ей это все равно. — Хорошо бы вы там за ним приглядели.
— Да, я, наверно, навещу его там, — сказала Эмма. Добродушно-дружеский, даже ласковый тон их беседы казался ей наигранным, словно Клодия, не заботившаяся о Грэме, считала его недостойным забот и всякой другой женщины, а потом она вообще заявила, что Эмма самый подходящий человек, чтоб приглядывать за Грэмом, потому что знала Грэма «еще бог знает когда».
— Не так уж давно это было, — сказала Эмма, задетая таким намеком на возраст. Интересно, сболтнула она это просто так или уже показывает коготки.