Несколько зеленых листьев

Эвис Шрабсоул везла сумку на колесиках, битком набитую детскими и кое-какими собственными вещами, а сверху прикрытую твидовым пиджаком мужа. Считалось, что вещи, принадлежавшие врачам, обладают определенными чудодейственными свойствами — одно прикосновение к ним способно излечить от болезни, — поэтому Дафна была особенно благодарна Эвис. Но для нее не было секретом и то, что супруга доктора явилась с намерением лишний раз взглянуть на ректорский дом, намекнуть, что он слишком велик для ректора и его сестры, и ухитриться каким-нибудь образом подняться наверх и проникнуть в спальни, чего до сих пор ей сделать не удавалось.

— Вы не возражаете, если я зайду в туалет? — ничуть не смущаясь, спросила Эвис, уже приготовившись подняться по лестнице.

— У нас есть туалет слева от входной двери, — решительно загораживая ей дорогу, сказала Дафна. — Наверх подниматься не нужно.

Но тут в доме появилась миссис Дайер, и Эвис мгновенно испарилась. Миссис Дайер следовало тут же с утра приступить к работе, однако она добрых двадцать минут рассматривала и с пренебрежением отбрасывала принесенные вещи, стараясь отгадать, кто что принес. Джинсы Адама Принса вызвали у нее приступ пронзительного смеха, а все детские вещи были раскритикованы за неумение их выстирать: шерсть села, или сбилась в комок, или полиняла, по всей вероятности, пользовались не тем стиральным порошком, которым нужно, не обращают внимания на то, что говорится в рекламе по телевизору. Дафна все это уже не раз слышала и поэтому никак не отзывалась, предоставив миссис Дайер возможность выговориться до конца. Затем Дафна перетащила несколько коробок с вещами в гостиную, величественную, но скудно обставленную комнату, где вряд ли стоило заниматься разборкой всего этого хлама, однако в доме ректора благотворительность ценилась превыше всего. Среди вещей могла оказаться хорошая твидовая юбка, пожертвованная миссис Геллибранд, и Дафна, не испытывая ни малейшего стыда, за тридцать пенсов с удовольствием носила бы ее осенью. Миссис Геллибранд и в голову бы не пришло, что сестра ректора в один прекрасный день появится в отвергнутой ею юбке — так по-разному они смотрелись. Кристабел Геллибранд порой могла заметить, что на Дафне одета юбка лучшего качества, чем обычно, могла даже припомнить, что и у нее была когда-то такая же твидовая юбка, но дальнейшими воспоминаниями она себя не утруждала.

Вещи из первой коробки ее разочаровали: мини, куртель, акрил и другие искусственные ткани, ничего солидного, достаточной длины или из чистой шерсти и хлопка. Дафна открыла вторую коробку: чашки со щербинками, самых разных рисунков, блюдца, подходящие разве что для кормежки кошек, пластмассовые серьги, нитка жемчуга, такого старого, что перламутр уже слез, потрепанный роман в бумажной обложке, на которой были изображены лежащие в постели мужчина и женщина с обнаженными плечами, пучок вязальных спиц, пластмассовая масленка, треснувшая с одной стороны, старый молитвенник без обложки и без нескольких страниц, ржавая терка для мускатных орехов, неисправные ручные часы, какое-то фарфоровое животное неопределенного пола и без уха, такая же фигурка из стекла, но на сей раз без ноги, треснувшее ручное зеркальце, маленький транзистор, рамка с выцветшей фотографией, изображающей кого-то на морском пляже, брошь без булавки, художественно воспроизводящая слово «мама», пустой флакон из-под лака для волос, баночка с засохшим кремом для лица, красный ошейник не то для собаки, не то для кошки, вилка с загнутыми зубцами и старая мыльница… Ничего интересного, такие вещи, кроме ребенка, у которого окажется несколько пенсов и которому что-то из этого приглянется, никто не купит. Но тут внимание Дафны привлекла лежавшая на самом дне картинка в паспарту. Это была цветная гравюра с изображением скотчтерьера, просительно смотрящего на своего невидимого хозяина и с надписью: «Собака — слуга человека».