Несколько дней после конца света

Период конца света был знаменателен еще и тем, что на третий, самый богатый событиями год после катастрофы вдруг заговорили на человеческом языке животные. В основном это были собаки, кошки и лошади, так как других животных в городе почти не было. Сначала говорящие «братья меньшие» вызвали в городе панику.

Появились пророки, предвещавшие немедленный конец света. Священники разных религий грозили прихожанам карами божьими за грехи, ссылаясь на библейскую притчу о Валаамовой ослице. Однако проходило время, и ничего нового не случалось. Люди постепенно привыкли к говорящим животным, а для многих они стали настоящими друзьями. Постепенно возвращались к людям бездомные собаки и кошки, которым удалось тронуть сердца людей рассказами о своей нелегкой судьбе.

Только Гувернер-Майора заговорившие вдруг животные едва не погубили. Гувернер-Майор принимал ежегодный парад Конногвардейского полка св. Архистратига Михаила. Едва он выехал на дворцовую площадь на своем любимом аргамаке и поднял руку, собираясь приветствовать своих гвардейцев, как благородный конь сказал ему внушительным баском:

– Простите, майор, вы не могли бы чуть-чуть сдвинуться назад, а то мне седло холку натирает.

Могущественный властелин Печерского майората потерял сознание и грохнулся на булыжники площади, сильно ударившись затылком. Мало того, и помощь ему тоже оказать смогли не сразу, так как конь счел необходимым извиниться перед подбежавшим адъютантом и тот тоже хлопнулся в обморок.

Все же могучий организм майора Ржевского осилил недуг, и уже меньше чем через месяц Гувернер-Майор подписал указ о присоединении Подольского раввината в качестве автономного национального образования, и Печерский майорат стал называться Объединенным Майоратом.

16. Картошка «фри»

– Операцию называем «Картошка „фри“», в смысле бесплатная картошка, – сказал Штельвельд, излагая компании свою идею.

Идея была вполне безумная, в духе Штельвельда и состояла в том, чтобы обменять книги на картошку у крестьян.

– Народ тянется к знаниям, – продолжал Штельвельд, – и мы отдадим ему, так сказать, излишки.

– А благодарные крестьяне отдадут нам излишки своей картошки. Так что ли? – поинтересовался Иванов.

– Ну да. Именно так.

Если Штельвельд что-нибудь задумал, то остановить его было невозможно – иронию в вопросе Иванова он просто-напросто игнорировал и стал подробно описывать проект.

Транспорт должен был предоставить Переливцев, книги – Ивановы и Рудаки, у которых имелись излишки, унаследованные от родителей, а ехать предполагалось за сто километров к знакомому Штельвельда – сельскому учителю, по его словам, большому книжнику и вообще интеллигенту.

Компания внимала рассказу молча, только Переливцев, узнав, какая судьба предназначается его заслуженной «Волге», в которой он недавно с большими хлопотами вставил стекла, показательно вздохнул.

Молчали же все потому, что в душе отнюдь не возражали против того, чтобы принять участие в этой явно абсурдной затее, – скучно стало жить в городе, давно ничего не случалось, второй месяц кряду небо было затянуто тяжелыми тучами, из которых сыпался то дождь, то мокрый снег, и главное, делать было совершенно нечего и бесконечно тянулись пустые дни.

Рудаки, который, чтобы как-то заполнить пустые дни, стал писать хроники этого странного времени, как-то, сидя с Ивановым за скучной бутылкой ивановского самогона, пожаловался, что писать стало абсолютно не о чем, и предположил, что после катастрофы все они умерли и находятся сейчас в чистилище.

– Мы в третьем круге, где вечный дождь струится, – вздохнул он, глядя в окно, за которым шел нескончаемый дождь.

– Третий круг – это уже ад, старик, – поправил его любивший точность Иванов, но в принципе согласился. – Как в аэропорту, – сказал он, – когда ждешь самолет, а рейс все откладывается и откладывается.

Поэтому все мужчины одобрительно отнеслись к экспедиции, хотя энтузиазм свой старались не демонстрировать в присутствии жен, которые тоже с удовольствием отправились бы с ними, но понимали, что их наверняка не возьмут, и потому объединились в непримиримую оппозицию.