Несколько бесполезных соображений

И оно затянулось. В первое время дамы из нашего отдела несколько раз навещали ее, покупали ей картонные коробки со спелым виноградом в белой древесной стружке. «Пока все без изменений», — всякий раз говорила юфрау Фредерикс. Очень уж это было однообразно. Скоро ее стали навещать реже, и под конец не заглядывал уже почти никто. Тогда мамочка передвинула ее кровать к окну, чтобы она могла смотреть на улицу.

— Так хоть можно что-нибудь увидеть, — объяснила юфрау Фредерикс.

Мы кивнули, мы все прекрасно понимали. Наша коробка с виноградом стояла на столике рядом с флаконом одеколона и стопкой библиотечных книг в серых обертках. Мы не собирались сидеть долго, и это носилось в воздухе, пропахшем одеколоном.

— А что теперь говорит врач? — спросила моя жена.

За окном башенные часы пробили один раз.

— Господи, уже четверть шестого? — встрепенулась юфрау Фредерикс и поспешно повернулась к окну.

Вскоре на улице появился молодой человек на велосипеде. Самый обыкновенный парень, с белобрысой челкой, в плаще. Я думаю, он возвращался со службы, потому что ехал в нетерпеливом темпе, как человек, который жаждет наконец-то оказаться дома. Поравнявшись с окном, он улыбнулся, взглянул вверх и помахал рукой.

— Привет! — закричала юфрау Фредерикс.

Она тоже махала рукой, да так, что чуть не вывалилась из кровати.

И он проехал мимо.

— Господи, это еще кто такой?

— Не знаю, — ответила она, — но каждый день в четверть шестого он проезжает мимо.

Лицо ее вдруг сделалось вполне счастливым и юным.

— Как мило с его стороны, — заметила моя жена.

— Он всегда машет мне, — кокетливо произнесла юфрау Фредерикс. — Ну а я что, я просто отвечаю. И даже не знаю, кто это такой.

Она много размышляла над этим, как сказала нам потом ее мамочка. Каждый вечер перед сном она говорила о таинственном велосипедисте. Она считала, что ему подходит имя Джек, и долгое время думала, что он служит в страховой конторе, но однажды мамочка подошла в пять часов к подъезду конторы и убедилась, что оттуда он не выходил. Ну ладно, значит, он служит где-нибудь еще. Главное, что он каждый день проезжает мимо и машет рукой, верный, как ангел.

— Состояние удовлетворительное, — сказал однажды врач.

Это была добрая весть. Значит, придет все-таки конец пропахшему одеколоном наблюдательному пункту у окна, винограду в картонных коробках и библиотечным книгам, где можно лишь прочесть про чужую жизнь. Скоро она, юфрау Фредерикс, снова станет сама участвовать в жизни по ту сторону окна.

— Не торопись, — советовала мамочка. — Для начала походи часок, по утрам.

К пяти она снова укладывалась в постель, чтобы помахать Джеку. Раз уж она его так окрестила.

Но когда ей разрешили в первый раз выйти на улицу, она выбрала конец рабочего дня. Оделась очень тщательно и чуть ли не целый час причесывалась, потому что от долгого лежания на подушке волосы стали непослушными. В пять минут шестого она спустилась по лестнице и стала у подъезда — ноги у нее все еще были немного ватные.

Все было рассчитано по минутам. Мамочка уже заварила чай, и сигареты в доме тоже были.

«Джек?» — скажет она улыбаясь, когда он, изумленный, соскочит с велосипеда. «Да, а откуда вы знаете?»

Она счастливо смеялась в душе, предвкушая, какое у него при этом будет лицо.

Дрожь пробрала ее, несмотря на теплое зимнее пальто, когда она завидела его в конце улицы — самого обыкновенного молодого человека, с белобрысой челкой, в плаще, спешащего домой. Он приближался. Находясь с ним на одном уровне, она сочла его столь же привлекательным, как и при взгляде сверху вниз. Поравнявшись, он скользнул по ней безразличным взором. Глаза его устремились вверх к окну, где белела кровать, ласковая улыбка осветила его лицо, он помахал рукой.

И проехал мимо.

Больной

Настало обеденное время, и двое рабочих в комбинезонах присели на высокую ступеньку дома, в котором они работали. Один из них, ленивый и толстый, открыл коробку, вмещавшую такое количество бутербродов, что мне с лихвой хватило бы на целую неделю. Вдохновенно поглощая их, он сказал:

— Опять какая-то чертовня с этой погодой.

Второй рабочий кивнул.

В его коробке бутербродов помещалось гораздо меньше, впрочем, и сам он уступал товарищу и весом, и ростом.

— Когда зимой завернул собачий холод, — продолжал толстый, — меня прямо злость брала вылезать поутру из теплой постели.

— Ага, — сказал второй.

Человек он был по натуре явно куда более спокойный.

— В конце концов я решил: возьму вот и не вылезу, — говорил толстый с набитым ртом. — У одного моего приятеля есть медицинская энциклопедия. Он еще член общества, которое издает журнал «Доктор на дому». Хобби у него такое. Вообще-то он мужик крепкий, а случись жене или ему самому прихворнуть, сам же и лечит. Он в этом здорово сечет. И денег кучу экономит. Ну вот, значит, прихожу я к нему в субботу и прошу: «Кеес, глянь-ка, чего там бывает при сотрясении мозга». Он и глянул.

Толстый взял новый бутерброд, сложил его пополам и запихнул в свой огромный рот.