Несколько бесполезных соображений

— Нет. Я хочу еще чашечку кофе.

— Ну, знаешь ли, — сказал я склочным голосом.

Тут ее разобрал такой смех, что она долго не могла остановиться.

— Бедняга, — проговорила наконец она, — ну, видишь теперь? Лучше уж давай, как раньше, делать по-твоему. От меня, ей-богу, не убудет.

Я избегал ее смеющегося взгляда. К счастью, я уже давно разучился краснеть.

Из сборника «Почем я знаю» (1963)

Расспросил

Был уже вечер, когда у одинокой фермы остановился грузовик. Из кабины осторожно выбрался тщедушный старик в кепке. Как только он сошел, машина поехала дальше, а старик толкнул калитку и шагнул во двор. В ту же минуту залаяла цепная собака, но он пересек двор, поднял щеколду на двери и вошел в дом.

В большой комнате, которая служила и кухней, сидели молодой крестьянин с женой и пили кофе из неуклюжих белых чашек.

— Добрый вам вечер, — сказал старик.

Крестьянин на приветствие не ответил, а его жена, молодая белобрысая толстуха с крепкими румяными щеками, безучастно рассматривала скатерть. Потом хозяин нехотя спросил:

— Ты кто такой?

— Ян. Ян из Зюлма, — ответил старик в кепке. — Мы с твоим отцом двоюродные братья.

— А-а, старый Ян, — кивнул хозяин. — Я-то думал, ты давно уже помер.

— Да нет, жив пока.

— Сколько ж тебе стукнуло?

— Восемьдесят шесть.

Жена снова подлила хозяину кофе.

— Зачем ты пришел? — спросил тот.

Старик придвинул себе стул и сел.

— Я ведь четырнадцать лет один-одинешенек. Живой души не вижу. Вечером сядешь иной раз да призадумаешься. О разных людях из былых деньков. И прикидываешь: жив ли еще этот? А тот где? Кто ж его знает. Нынче вот подвернулась почтовая машина. Как раз сюда ехала. Вскорости она обратно поедет, ну и меня прихватит. Так я и подумал, зайду-ка, расспрошу про всех.

Он улыбнулся беззубым ртом. Но никто ему не ответил.

Крестьянин, прихлебывая кофе, смотрел на старика скучающим взглядом, а его жена, которая, похоже, привыкла открывать рот лишь тогда, когда ее о чем-либо спрашивали, опустила глаза, всем своим видом показывая, что не хочет вмешиваться.

— Ты ведь Херман, да? — сказал старик.

— Не-е, это мой братан, — с недоброй ухмылкой отозвался крестьянин.

— Тогда, значит, ты Берснд, — догадался старик. — Отец-то как?

— Его уж восемь лет в живых нету.

— А мать?

— Еще раньше померла, — мрачно процедил хозяин.

Старик закивал головой. Его морщинистое лицо приняло задумчивое выражение.

— Ну а Тоос, тетка твоя по матери? Она, кажись, была замужем за этим… как его… Ботерфлитом, что ли. У него еще лавка была…

— Оба давно на том свете, — перебил крестьянин, зевая.

— Ох-ох-ох…

Старик снова закивал. Хозяин отодвинул от себя пустую чашку и сказал:

— Шел бы ты, старик, а?

— Сейчас, сейчас.

Он тяжело поднялся и поставил стул на место. Уже у порога снова обернулся и спросил:

— А Коос Хефе, он-то как?

— Почем я знаю, — пожал плечами хозяин.

Старик хотел было попрощаться, но муж с женой даже не смотрели на него, и он молча вышел. Как только он очутился во дворе, собака опять залаяла, хрипло и враждебно. Старик открыл калитку и присел на столбик у обочины дороги, ожидая, пока за ним приедет машина.

«Никого нет. Все ушли», — думал он.

Дом

Однажды вечером на этой неделе старик вновь пришел сюда. Его вся улица знает — ведь они с женой много лет прожили здесь в маленьком домике. Без этой почтенной пары улицу просто невозможно было себе представить, и с течением лет связь между ними и улицей становилась только прочнее.

Здесь играли их дети, здесь выросли, отсюда разошлись по разным дорогам. И они остались вдвоем — седые, трогательные старички, преданные друг другу.

Однажды старик заболел. Болезнь оказалась тяжелой, и его отвезли в больницу. Пока он там лежал, его жена умерла. Но он был так болен, так далек от всего мирского, что эта смерть прошла мимо его сознания.

Случилось все это года четыре назад. Мать похоронили, надежды на выздоровление отца почти не осталось, и дети собрались на совет.

— Вряд ли он долго протянет, — рассуждали они. — А если и выкарабкается, в одиночку, без помощи, ему все равно не прожить.

И они решили продать дом. В этом действительно был свой резон. К тому же и покупателей было сколько угодно.

Но прошло время, старик поправился, и вот настал день, когда его выписали из больницы и отвезли в дом престарелых, который подыскали для него дети.

Ему хорошо там, да он и в самом деле слишком стар, чтобы жить без присмотра. Но осознать потерю собственного родного очага выше его сил.

Поэтому негнущиеся ноги частенько приводят его на это место.

Вот она, его родная улица. Он подходит к своему дому и звонит в дверь людям, которые прожили здесь уже четыре года. Это чужие люди, он их не знает. Но дом для него — частичка прежней жизни, которой он лишился.

Ему хочется войти внутрь.

Посидеть у окна, совсем как раньше.

На первых порах новые жильцы относились к нему мягко и терпеливо, но он приходил вновь и вновь, и им стали надоедать его визиты.

Вот и в этот вечер он пришел опять, усталый, но вместе с тем полный решимости, и начал звонить в дверь. Однако никто ему не открыл.

— В отпуске они, — сказал сосед.