Несчастные девочки попадают в Рай

Лапа. Хвост. Протухший глаз. Лучший друг твой — унитаз. Клюв. Ноздря. Кишки селедки. Диарею моей тетке. Ключ. Замок. Язык.

— Эти вещи нужны мне, — прорычала я, вернувшись в реальность.

Ее губы расплылись в улыбке, отчего лиловая помада разошлась на трещины.

— Хорошо, оставь себе. Но учти, все должно лежать на своих местах. Если вещи будут разбросаны, они сразу же отправятся на свалку. В доме должен быть идеальный порядок.

Я нахмурилась.

— Мы — не грязнули, глупый намек.

Нахальная дама дернула плечом.

— Как скажешь, — Клавдия нарочно выпустила струю дыма мне в лицо. Табачный дым смешался с запахом дешевой помады. — Я не позволю устраивать из нашего дома помойку.

Тогда она сказала: «нашего дома». Пройдет еще несколько недель и этот дом перестанет быть «нашим». Он станет только «ее». Ее собственностью. Однако, лишь на словах, потому что документально Клавдия не имела на него никакого права. Это пока что.

Совсем неудивительно, что эта женщина поладила с Соколовой. Эти злыдни быстро нашли общий язык. Как ядовитые змеи эти «пресмыкающееся» сплелись в один плотный клубок. Особенно Жанну устраивала ее система воспитания. Ох, как же ей нравилось наблюдать, как я целыми днями ношусь с ведрами, да швабрами. Мое мучение — мед на ее сердце.

После похорон дедушки, я ни с кем не общалась и не виделась. Не хотела. Часто держала комнатное окно закрытым, на случай если Семен изволит в него влезть. Для Нины меня всегда не оказывалось дома, так продолжалось несколько дней, отчего подруга опустила руки и перестала заходить. Сашу я тоже не видела. Двор Соколовых опустел, словно ребята никогда там и не жили. Что ж, пока я не желала видеться ни с одним из них.

В конце июля, наш дом стал походить солдатскую казарму. Кассеты, книги и журналы были составлены в аккуратные стопки, полы блестели, даже ныне желтоватые занавески снова стали белыми. И, все бы ничего, только вот это моя личная заслуга. Тетушка палец о палец не ударила, чтобы воссоздать этот порядок. Хотя нет. Палец она все же ударила — об стол, когда раздавала мне указания. Пора бы этой «указке» сломаться.

Это был жаркий день, и вместо того, чтобы загорать в огороде, тетушка приказала мне натаскать полную ванну воды, устроить стирку и сходить за молоком в соседнее село. Список был практически выполнен, но, когда я вернулась домой, двухлитровая банка выпала из моих рук.

Картину, которую мне пришлось увидеть, без сомнений можно назвать «живодерством». Извиваясь на коротком поводке, Каштанка пряталась от ударов палки. А вот зверским карателем была Клавдия.

— Прекратите! — заорала я и ринулась к собаке.

Рука женщины застыла в воздухе.

Клянусь Пашкиной ногой, если она посмеет ударить мою собаку еще раз, то эта палка окажется в ее квадратной заднице.

— Как вы посмели тронуть ее? — слезно возмущалась я. — Кто вам дал такое право?

— Твоя собака укусила меня! — едва справляясь с гневом, сказала она и продемонстрировала пару кровавых точек на щиколотке. — Я могу заразиться бешенством!

Фантики! Ты уже им болеешь!

Немного успокоившись, моя любимица спряталась будке. Она была очень напугана. Еще бы, такие меры воспитания к ней применялись впервые. Дедушка мог дать ей хорошего пендаля, но едва ли проеденные артритом кости могли совершить по-настоящему болевой удар.

В то время тетка продолжала наигранно подвывать:

— Еще чуть-чуть, и она бы меня без ноги оставила! Благо я ее на цепь посадила! Она могла меня сожрать!

— Этого не может быть, — возразила я. — Каштанка никогда не укусит человека, если ее не провоцировать. Она добрая и ласковая. Вы что-то сделали ей?

Красные глаза Клавдии поползли на лоб.

— Сделала? Да я лишь покормить ее хотела, а она вцепилась мне в ногу. Такие собаки должны сидеть на цепи. Они опасны для людей.

— Нет, она не опасна!

— У тебя вообще нет мозгов? И, видимо, сердца! Это чудовище может кинуться на твоего брата! Ты хочешь, чтобы меня посадили из-за этой бешенной псины?

— Каштанка никогда не тронет Пашу! — не сдавалась я.

Женщина задрала голову к небу и нервно выдохнула.

— Это бесполезно, — проворчала она себе под нос. — И за что мне это все?

Как бы эта мадам не старалась, роль мученицы она играла скверно.

— Что там у вас, Клава? — спросила Жанна Анатольевна, прилипнув лицом к забору.

А вот и ядовитая подмога!

— Пытаюсь объяснить нашей Злате, что в доме, где есть дети, нельзя держать агрессивных собак!

Эту территория охраняет лишь одна агрессивная псина, и это не Каштанка.

— Правильно! Я сама боюсь ее! В магазин хожу перебежками — вдруг, кинется? С этим нужно разобраться! У нас детвора по вечерам гуляет. Страшно за них. Ты видела ее зубы?

Мне стало дурно. И пусть я точно знала, что никому не позволю забрать у меня Каштанку, все равно опасалась за нее. За все годы своей жизни собака никогда не доставляла хлопот местным жителям. Никогда. Их страхи — полная бутафория.

— Найдем ей нового хозяина, — цинично заявила Клавдия и поспешила в дом.

— Нет! Нет! Этого не будет! — кричала я, но тетушка притворилась глухой. — Я не позволю, слышите?!