Несчастные девочки попадают в Рай

Федор, не моргая, смотрел перед собой, в его глаза отражалось облачное небо. Его губы были слегка приоткрыты, словно ему не хватало воздуха, а лицо стало неестественно бледным. Грустным. И только легкий ветерок колыхал его седые волосы.

— Дед? — чуть громче простонала я. — Дедушка…

Зажмурившись, я попыталась хоть немного восстановить память, но все тщетно — перед глазами заплясали искорки. Я не могла даже предположить, как Федор оказался рядом и почему решил прилечь.

— Ты слышишь меня? — моя рука коснулась его щеки, ледяной щеки, отчего я вздрогнула. Стало не по себе.

Утреннее пение птиц казалось мне ужасающим чириканьем. Все внутренности сжались от холода и страха. Мысли отказывались складываться в единую цепочку. Губы немели.

— Дедушка, прости меня, пожалуйста, — по моему холодному носу скатилась горячая слеза. — Пошли домой. Там Пашка нас ждет.

Но Федор не отреагировал на мою просьбу. Никак. Он продолжал с особой грустью разглядывать небо, не обращая внимания на мою слезную мольбу.

— Дед, вставай! — надломлено прокричала я, схватив его за плечи. — Ну, хватит! Я все поняла! Я очень виновата перед тобой! Вставай, слышишь?!

Мои пальцы стали влажными. Это была кровь. Мокрый отрезок рубашки прилип к груди старика. Бездыханной груди. В этот момент, ко мне начало приходить нежеланное осознание.

— Дедушка, ты спишь? — наивно спрашивала я, мечтая услышать ответ. Но, мой милый старичок молчал.

Струны души начали рваться одна за другой. Зубы заскрипели. Я не желала принимать правду. Нет. Нет. Нет.

— Нет, — тихо вырвалось из груди. — Нет, нет, нет.

Я уткнулась носом в окаменевшее тело, моля о том, чтобы все оказалось жестоким кошмаром. Дедушка пах бергамотом и жженой листвой. И еще чем-то новым. Я не знала, как пахнет смерть, но, кажется, это была она.

— Деда! — детский крик пугает пролетающих мимо птиц. — Меня пчела укусила!

— Не может быть! Дай глянуть, — дедушка берет мою ладонь в руки. — Мое ж ты солнышко. Больно?

— Угу, — хнычу я, надеясь на сострадание.

Дедушка тихонько дует на покрасневшую кожу.

— Заживет, — утверждает он. — Любая рана заживает. Даже самая глубокая. Главное, быть сильной и не плакать.

Мои дрожащие губы выпячиваются вперед.

— Но мне больно!

— И боль пройдет, Злата. Даже самая сильная. Со временем все проходит…

Мокрый нос Каштанки уткнулся мне в подмышку, а потом и звонкий крик ударил по ушам.

— Зося, где вы были?!

Паша.

Он стоял босой на траве, в одной пижаме и едва сдерживал слезы.

— Я всю ночь один был! Не стыдно вам?! Это Каштанка вас нашла! Я больше никогда не буду с вами разговаривать, понятно?!

Я медленно подняла глаза на брата. Что говорить в такие моменты? Как вести себя? Боже, происходит ли это на самом деле?

Мне было пятнадцать, и я думала только о своих чувствах.

— Уходи! — взревела я, чувствуя боль в скулах. — Убирайся отсюда!

Мальчишка вздрогнул. Его лицо стало бледным, губы затряслись, а из глаз хлынули слезы.

— А деда? Что с дедой? — повторял он, не желая уходить.

— Пошел вон!

Я рвала сырую траву, судорожно вытирая ею руки. Железный запах крови попадал в нос, как нашатырный спирт, он приводил меня в чувства. А точнее, возвращал в реальность. К тому же кровотечение из носа не заставило себя долго ждать. Теперь все было в крови.

— Уходите! Уходите отсюда!

Неугомонная Каштанка получила по морде и, обидевшись, спряталась за спину братца. Пронзительный крик Паши заполонил всю округу. Такой горький, что хотелось закрыть уши. Навсегда оглохнуть.

Кошмар стал реальностью.

Я кричала, уткнувшись в окровавленную рубашку. Вспыхнувший перед глазами черный цвет заполнился яркой крапинкой. Воздух подхватил детский вой. А я продолжала кричать, потому что знала, что дедушка больше не улыбнется. Не коснется меня и не издаст ни звука. Я не переставала кричать, даже захлебываясь собственными слезами. Даже когда стало настолько плохо, что захотелось вырвать сердце из груди. Я кричала, пока мой собственный вопль не заглушил меня. Это был конец.

Самое страшное повторилось…

Глава#11

Тяжелое дыхание колыхало пламя свечи. Мне не хотелось включать свет, иначе бы пришлось смотреть на вещи. Те вещи, которые принадлежали дедушке. До меня доносились нотки бергамота, словно дедушка был совсем рядом. Казалось, стоит мне только обернуться и, я увижу его добрейшее лицо. Коснусь мягкой седины. Стряхну крошки хлеба с рубашки. Уткнусь губами в морщинистую щеку и скажу: «Прости».

Как жаль, что мои мечты не умеют сбываться…

После многочасовых рыданий, измученный Паша провалился в сон. Я понимала его горе. Хорошо понимала. Дедушка заменил ему отца. Он заменил ему всех. Я была примерно такого же возраста, что и Паша, когда случилась трагедия. Тогда мне казалось, что страшное позади. Как бы ни так. Я знаю это чувство, когда теряешь родителей. Оно душит. Пожирает изнутри. Обезоруживает и забирает все силы. В эти моменты ты становишься похожим на дышащий предмет.

Свеча догорала, и вместе с ней догорало мое детство.