Наверно, я погиб, глаза закрою — вижу.Наверно, я погиб, робею, и потом,Куда мне до нее, она была в Париже,И я вчера узнал: не только в нем одном.Какие песни пел я ей про север дальний!Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на «ты»,Но я напрасно пел о полосе нейтральной,Ей глубоко плевать, какие там цветы.Я спел тогда еще, я думал, это ближе,Про счетчик, про того, кто раньше с нею был,Но что ей до меня, она была в Париже,Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил.Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе,Засел за словари на совесть и на страх,Но что ей до меня? Она уже в Варшаве,Мы снова говорим на разных языках.Приедет, я скажу по-польски: «Проше, пани,Прими таким, как есть, не буду больше петь…»Но что ей до меня, она уже в Иране,Я понял: мне за ней, конечно, не успеть.Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле…Да, я попал впросак, да, я попал в беду.Кто раньше с нею был и тот, кто будет после,Пусть пробуют они, я лучше пережду.В душе моейМне каждый вечер зажигает свечиИ образ твой окуривает дым…Но не хочу я знать, что время лечит,Что все проходит вместе с ним.Теперь я не избавлюсь от покоя,Ведь все, что было на душе на год вперед,Не ведая, взяла она с собоюСначала в порт, потом — на пароход…Душа моя — пустынная пустыня.Так что ж стоите над пустой моей душой?Обрывки песен там и паутина.Все остальное увезла с собой.Теперь в душе все цели без дороги,Поройтесь в ней — и вы найдете лишьДве полуфразы, полудиалоги,Все остальные — Франция, Париж.Мне каждый вечер зажигает свечи,И образ твой окуривает дым…Но не хочу я знать, что время лечит.Оно не исцеляет, а калечит,Ведь все проходит вместе с ним.«Люблю тебя сейчас…»