Нерушимый-9

Тор был грамотным. Писал без ошибок и хорошо разбирался в футболе. Способности Микроба показались ему сверхчеловческими, что он и озвучил. Пошла ветка, что одаренного бы не допустили к играм. На второго комментатора напали — дескать, опять вы со своими магическими бреднями. Присоединились те, кто в одаренных верил, стали говорить про реальный возраст правителей и то, как они выглядят. Написали, что Горский не дал бы дар какому-то безвестному пацану. И понеслась: ты шизик, ты зашоренный дебил, а ты просто ничего не понимаешь!

— Это пустой треп, — попытался я утешить Микроба, придвинулся к нему и добавил шепотом: — Про меня, вон, прямо в статье написали: оставь надежду забить пеналь.

Федор вздохнул и ничего не сказал. Больше всего он хотел, чтобы никто не узнал про его дар, потому что он хорошо умеет только играть в футбол.

Невольно пришла мысль, а что умею я? Запоминать информацию. У меня феноменальная память, а следовательно, я могу выучить множество языков. Рано или поздно моя футбольная карьера закончится, и что? Чем мне захочется заниматься?

Кто надо, уже знает, что я одаренный. Пока я нужен, чтобы наши выигрывали на международных играх. А потом потащат в управление, а этого мне совершенно не хотелось бы. Ну не нравится мне, когда стараешься сделать хорошо, а кучка идиотов пытается помешать или просто потому, что им лень напрягаться, или из-за того, что рушатся их хитрые схемы. Надо карать, миловать, поощрять, манипулировать, плести интриги, иначе сожрут, потому что простых людей сотни миллионов, одаренных и самородков — сотни, и еще они вздумали уничтожать друг друга вместо того, чтобы держаться вместе.

В конце концов нам удалось расслабиться, но все равно веселье выходило такое себе… с душком.

Меня напрягал грядущий откат и пристальное внимание к нашим с Микробом персонам. Слишком хорошо я знал эзотерически повернутых фанатиков, тем если что в голову взбредет — пиши пропало. Будут за нами следить, искать подтверждения своей теории.

А еще напрягало, что Круминьш так и не пришел. Даже Тирликас почтил нас своим присутствием и прихлебывал коньяк из фляги.

Интересно, Марк проигнорировал веселье, потому что считает себя униженным, или просто не хочет провоцировать Сэма?

А дальше парни чуть выпили, и Матвеич вспомнил, как нас вышвырнули из «Динамо». Клыков — как болелы хотели избить, считая голубцами. Саныч вспомнил бывшего начальника команды, который точно любил мальчиков, и разваленные заплесневелые раздевалки, поле, которое никуда не годится. Воспоминания ожили, и я ощутил сперва обиду и отчаянье, потом — злое упорство: мы уже столько смогли, и сможем выбиться в тройку лидеров в вышке!

Белорусы поведали, как оказались на улице и нигде не нашлось для них места.

— Я был против того «Титана», — признался Лабич.

— Мы чуть не подрались! — улыбнулся Думченко. — Короче, он уже на вокзале нас догнал.

— Вижу — жалеешь, — сыронизировал Тирликас.

Лабич иронии не уловил.

— Да вы что! Да я за команду… бутсу сжую!

Все белорусы были хороши, но Бурак — особенно. Конечно, Микробу он уступал, но вышку вполне тянул, в отличие от Гусака.

А дальше снова воспоминания: первый матч, первый гол, первая зарплата и премия, первая судейская несправедливость.

Микроб вспомнил момент, когда нас всех перетрясло, а я от злости стесал костяшки:

— А помните, Лев Витаутыч, как вы нам проверку устроили⁈ Никогда не прощу. — Федор демонстративно отвернулся.

В конце концов мы окончательно забыли о потоках виртуального дерьма, изливающихся на нас, расслабились, и возникло ощущение, что я — на своем месте. Именно там, где мне следует находиться. Мы привыкли к успеху, он больше не кружит голову, но стоит оглянуться, вспомнить, как я грузчиком на рынке подрабатывал, чтобы раздобыть деньги на еду и не питаться в бесплатной столовой, и становится понятно: вот это все — счастье, которое стало обыденностью. Но если сравнить, как было и как стало, так крылья расправляются.

В девять вечера Колесо потянуло на подвиги, он решил, что пора по бабам, и по домам разъехались те, кого дома ждали подруги, в том числе я.

— Рина, — позвал я с порога — она выглянула из комнаты. — Завтра приглядывай за мной. Могу начать чудить, как когда из окна сигануть хотел. А могу и не начать. Завтра еще пресс-конференция, куда хотелось бы попасть. По настрою прессы можно понять, откуда ветер дует, и начали ли муссировать тему, что в нашей команде одаренные.

* * *

Последний откат был страшным, потому я оттягивал миг пробуждения и гнал мысли прочь. Но вечно прятаться нельзя, потому я решил дать бой страхам. Открыл один глаз, второй, прислушался к себе и понял, что сегодня я — самый худший аналитик.

Кажется, пронесло. Если не буду делать прогнозы, никто ничего не заметит. Главное, планы на будущее не строить. А то настрою… Или нет, или как раз-таки строить нужно и записывать свой сверхгениальный анализ ситуаций, а потом трактовать от противного.

Я обнял Рину, поцеловал в шею и укусил за ухо. Она вздрогнула, потянулась, перевернулась ко мне, улыбаясь, но улыбка быстро сменилась настороженностью.