Считав его желание, я отвернулся, поняв, что блеск в глазах Матвеича — не азарт, а с трудом сдерживаемые слезы. Сложно смотреть на матерого здорового мужика, готового расплакаться. Больше всего на свете ему хотелось на поле, к своей команде, чтобы хоть на минутку хлебнуть вкус победы, окунуться в превознесение фанатов и плыть на волнах их восторга. Он ощущал себя подстреленной птицей, тщетно бьющей крыльями при виде улетающей стаи.
Отметить фантастическую победу мы решили, как всегда, в «Чемпионе», вместе с Матвеичем. Левашов позвонил бармену, выслушал поздравления и зарезервировал бар на спецобслуживание на шесть вечера. Девушек решили не брать, из не членов команды пригласили только фотографа Романа и Рину.
Она была на стадионе и болела за нас, но, когда я позвонил, отказалась от приглашения, посчитав, что нам нужно оттянуться мужской компанией.
— Ну че — по домам, переодеваемся, и — в «Че»? — спросил Колесо.
Гусак зевнул так, что чуть кроссовки не затянуло. Опять не выспался, его мучили видения. Вот и что с ним делать? Он же в таком состоянии не помощник, а вредитель. Интересно, если он сдастся в универ для одаренных, там его научат управляться с собственной силой? Если так пойдет и дальше, у Витька все шансы повредиться рассудком.
Я покосился на Клыкова, который сосредоточенно пялился в экран смартфона.
— Что там пишут? — спросил Лабич, проследив направление моего взгляда.
— Молчат, суки, — буркнул он. — Как дерьмом швыряться, так сразу. А признать, что облажались, мочи не хватает. Пишут, не повезло спартачам, хотя они, типа, доминировали. Ага, доминировали!
— Журналюгам мочи́не хватает, ага, — сыронизировал Левашов. — Излили всю.
— Так чего вы хотите? Времени мало прошло, — урезонил нас тренер. — Через полчаса смотреть надо.
Как Димидко ни старался казаться строгим, его так и распирало от радости и, в отличие от Матвеича, на поле он не рвался, его устраивали лавры талантливого тренера, который сделал фантастическое — за пару лет вывел безвестную команду в вышку. Дня не проходило, чтобы о нем не написали. Журналисты преследовали его, он аж просил Оксану, которая переехала к нему, чтобы выходила на разведку и проверяла, чисто ли.
Когда мы уже переоделись, а кто-то и вышел из душа, в раздевалку широким шагом вошел Тирликас и громогласно объявил:
— Поздравляю с победой!
Все глянули на него, кто-то поблагодарил, кто-то промолчал, и Лев Витаутыч продолжил:
— Пока вы не разбежались. Журналисты просят отдельную пресс-конференцию, договорился на завтра на двенадцать дня здесь в конференц-зале.
— Так выходной же! — возмутился Игнат и, спохватившись, поджал губы.
— Такова плата за популярность, — не глядя на него, ответил Тирликас. — Присутствовать должны все.
Он осмотрел комнату и на Гусаке взгляд задержал чуть дольше, чем на остальных. Первая мысль была — знает⁈ Вторая — откуда? Он просто заметил, что Витьку плохо, и озадачился.
— В общем, до завтра, — сказал он.
— Приходи в «Чемпион» в шесть вечера, — пригласил его Димидко.
— К сожалению, дела. Не успею, — ответил Витаутыч, и мне показалось, остальные вздохнули с облегчением.
Все-таки, чувствуя в нем крупного хищника, начальника команды побаивались все, но он этим не злоупотреблял.
Только Тирликас нас покинул, как ворвался помощник тренера Древний, помолодевший лет на двадцать, и давай всех обнимать-лобызать, красный весь, возбужденный. Как бы кондратий его не взял. Мы совершили подвиг — так считали очень и очень многие.
На весь экран моего телефона выплыл красный мигающий конверт, потом еще один. Сообщений было больше сорока, потому что возможность звонить я оставил только близким, инче задергают, а вот сообщения могли отправить все, кто есть в телефонной книге. Написали все — Семерка, генерал Ахметзянов, Джабарова, комендант общаги Мищенко. Опа! Даже Кардинал отметился! Истеричка Настя, о которой я думать забыл…
И Лиза. Хотелось отметить все сообщения как прочитанные и рассылкой переслать «спасибо», но я решил ответить всем и поблагодарить лично каждого, добавив к стандартному «Спасибо большое!» — имя поздравлявшего.
На улице в кои то веки было светло, ведь игра закончилась в четыре вечера. Туча посветлела и передумала лить дождь, и фанаты разбушевались, разбредясь по городу. Казалось, отовсюду доносятся речевки, где-то пели наш гимн.
Обошлось ли без потасовок, вечером узнаем из газет. В окрестностях усилиями омоновцев все тихо, хотя город-то большой, и наши болелы могли пойти на вокзал ловить спартачей, которые нанесли оскорбление любимой команде, а значит, и им лично.
Возле стоянки с нашими автомобилями нас поджидала толпа болел, сдерживаемая ОМОНом, точно больше тридцати человек. Я глянул на свою машину, которую Рина ласково называла запельсинкой, помахал Дарине, которая ждала меня в салоне и сказал своим:
— Пойдем автографы раздадим. Им это нужно.
Сэм, улыбаясь во все тридцать два, с радостью ринулся вперед, остальные рвения не проявили. Шедший последним Круминьш юркнул к своей машине. От него так и фонило недовольством.