Нерушимый 7

По идее Энн не должна на мне повиснуть. Встречу ее, немного выгуляю и ретируюсь, сославшись на занятость. Скорее всего, это она меня будет сторониться, и мне придется разыгрывать заинтересованность, чтобы подобраться к ней поближе.

Самолет должен был приземлиться в одиннадцать утра, осталось пятнадцать минут. Вспоминая слова Витаутовича, что переводчики — наши, я косился на стильного молодого парня и думал, приставлена ли к нему охрана. Потому что, если в смертях одаренных прослеживается английский след, переводчика уберут в первую очередь. Или нет, чтобы не пугать иностранных футболистов?

Еще в составе делегации были четыре милиционера в штатском, заместитель директора хладокомбината, Максим Радин, сын того самого Радина — мужчина из тех, что, несмотря на рост и седые виски, до старости кажутся мальчиками. Усталый лысый репортер в клетчатом костюме. Еще наблюдались две симпатичные девушки до двадцати пяти, не знаю, зачем они были нужны. Эскорт? Или, судя по жилистым предплечьям темноволосой, это и есть охрана переводчика?

Когда девушки встали, у одной я заметил зеркалку, у второй — коробку с дроном. Ясно, журналистки. Ко мне они, слава богу, интереса не проявляли.

Я наивно полагал, что нас пустят к трапу самолета, но чудес гостеприимства не случилось: иностранных гостей, видимо, погнали то ли на еще один досмотр, то ли на беседу. Вспомнив, как мариновали нас в Англии, я злорадно улыбнулся: получи, фашист, гранату! Я посмотрел на разноцветные розы в букете. Как бы они не загрустили за время ожидания!

Максим Радин, потирая немалый нос, принялся мерить шагами зал, в задумчивости налетая на пассажиров с чемоданами. Вздрогнул, когда объявили регистрацию на рейс из Москвы.

Наконец сотрудница аэропорта подошла к нему и что-то заговорила, активно жестикулируя. Мы все встали, приготовились и следом за ней окольными путями направились в кабинет, где стояло два ряда стульев и толпились футболисты.

Журналисты сразу заняли позиции, но Максим забегал вперед-назад, раскинув руки.

— Не снимать! На выходе и у автобуса!

Видимо, ему нужна была красивая картинка встречи. Построив журналистов, он елейно улыбнулся гостям и по-русски поприветствовал прибывших. Переводчик перевел, а я отыскал взглядом Энн, которой не хватило места, и она стояла, привалившись к стене и опираясь на длинную ручку небольшого чемодана. Н-да, у них не принято уступать место дамам. На ней было синее под цвет глаз пальто до колен. На меня она не смотрела. Подходя к ней, я заметил, что она бледная до синевы. Или просто тут скверное освещение?

— Энн, тебе плохо? — спросил я по-русски и повторил по-английски.

Сидящий парень, черный, как ночь, со множеством косичек, вскочил, но не чтобы усадить Энн — он узнал меня, забормотал на английском:

— Ты ж вратарь? Парни, смотрите, кто нас встречает!

— Нет, сейчас я просто прохожий, — ответил я, и он раздосадованно захлопал глазами.

Пусть думает, что ошибся. Я тронул Энн за плечо, она устало разлепила веки. Глаза у нее были красными, словно она не спала несколько дней, и на меня буквально дохнуло чем-то нехорошим, смертельно опасным, но ощущение быстро рассеялось.

— Тебе плохо? — повторил я.

— Голова болит, — прошелестела она. — Как прилетели, так и началось. И не проходит. Ничего не помогает.

Я протянул ей букет.

— И это не помогло?

— Какая прелесть. — Девушка вымучила улыбку.

— Надо к врачу. На тебе лица нет.

— Есть лицо! — возмутилась она, видимо, ей было незнакомо это выражение.

— У нас хорошая медицина, и бесплатная. Вдруг у тебя аневризма?

— Что это?

— В мозгу лопнул сосуд, и образовалась гематома. Ты ж жить хочешь?

Она закивала, поморщилась, позеленела. Я подошел к Максиму и объяснил ситуацию. Тот посмотрел на девушку, задал ей пару вопросов, кому-то позвонил, отойдя в сторону; вернулся и отвел нас в угол помещения.

— Выходите следом за нами. Нас будет ждать автобус и журналисты, за ней приедет «скорая», — он подозвал милиционера, — проконтролируешь транспортировку мисс в больницу?

— Я справлюсь, — заверил его я. — И доложу, что почем.

Боковым зрением я осмотрел нашу делегацию. Темноволосая журналистка напряглась, она хотела поехать с нами во что бы то ни стало, но не могла ослушаться приказа. Ясно, значит, эта из КГБ, а не из БР — иначе я услышал бы белый шум вместо ее намерения. Интересно, кто еще? Журналист? Кто-то из охраны? Сам Радин?

Прислушаться к их желаниям мне не дали: Максим громко попросил всех следовать за ним, футболисты поднялись, и в комнате стало тесно. Ну и здоровенные лоси! Супертяжи, такие и затоптать могут. В основном африканцы, несколько метисов, европейцев я насчитал десять человек. Интересно, хоть один валлиец среди них есть?

Я забрал у Энн чемодан, протянул руку для опоры — она с радостью воспользовалась помощью. Все-таки странная она какая-то. Будто игрушечная, фарфоровая.

— Наверное, климат мне не подходит, — сказала она, будто бы с усилием выталкивая каждое слово. — Или историческая Родина отвергает.

— Не говори глупости. В больнице должны сказать, что и почему. Надеюсь, ничего страшного, просто мигрень.