«Конечно. Как сделаю то, что должен, так сразу».
Когда автобус наполнился, я понял, что никто, кроме Мики, парадно-выходных вещей не брал. В чем были на пресс-конференции, в том и пришли. Пересчитав нас по головам, Димидко сказал:
— Крепкого не пить. Шампанского — не более трех бокалов. Я буду рядом! Только попробуйте у меня!
Всю дорогу наши радовались и пели песню танкистов, увлеклись и не заметили, как прикатили к ресторану — в автобусе, да прямо на набережную — а поскольку ехал он медленно, то собрал хвост праздно шатающихся болел, которых жестко оттеснили ОМОНовцы со щитами.
Аж неудобно стало перед болельщиками, зачем же их так давить? Они ведь — с добром и своей радостью, а не с коктейлями Молотова.
Двери перед нами открыли молодые подтянутые швейцары, а дальше каждого чуть ли не под руку взяла обворожительная девушка-официантка и повела к столикам на первом этаже. Второй ярус, судя по всему, пустовал, хоть и был освещен.
Голова закружилась от роскоши: хрустальная люстра, столы красного дерева, стулья-троны. Столы сервированы так, что разрушать произведение искусства рука не поднимается. Странно, что не сдвинули столы, это было бы логично, а накрыли на пятерых, зачем-то оставив одно свободное место. Погосян разделить с нами, точнее о мной, трапезу не захотел, присоседился к белорусам. Я, Васенцов, Клык, Микроб, Левашов уселись за один стол. Гусаку не хватило места, и он бесцеремонно перетащил тарелку с соседнего столика.
Официант попытался его оставить, но Валера выпятил грудь и заявил:
— Я — приглашенный гость, и мне так удобно.
На небольшой сцене располагался небольшой оркестр: гитара, ударные, саксофон, девушки с флейтами и скрипачка. По бокам маячили фотографы. К стоящему в середине сцены микрофону под тихое пение саксофона вышел Александр Радин, директор хладокомбината, и разродился речью, как он счастлив руководить таким ответственным мероприятием. Потом поблагодарил нас за подаренные эмоции и пожелал хорошего вечера. Мы зааплодировали — в основном за то, что он был немногословен, мог и полчаса самолюбоваться, а потом вызывать нас по одному, и стой на сцене, как дурак.
Официантки откупорили шампанское и принялись разливать по бокалам. Мы чокнулись с криком «Ура».
Гусак посмотрел на обилие приборов, на застывшую над нами официантку и проворчал:
— Ненавижу, когда так нависают. Кусок в горло не идет.
— А мне пофиг, — сказал Левашов и принялся накладывать разные салаты одной вилкой, той же вилкой ковырнул запеченную форель и поддел лобстера.
Началось пиршество. Следующий тост был за будущие победы. За команду. Я лишь мочил губы в шампанском, но взял бутылку: «Коронационное». Красиво жить не запретишь. Вот только парни хлещут элитное игристое, как дешевое вино.
Наши разогрелись, загудели. Заиграла музыка, которая становилась все громче. Микрофон Радин отодвинул в сторону, музыканты сдвинулись к стене, и на сцену вышла дама и кавалер, одетые на манер девятнадцатого века, закружились в вальсе.
Я заметил, как зал на втором этаже начал наполняться посетителями — дамами в вечерних платьях и кавалерами в дорогих костюмах. Поначалу они просто сидели за столиками, потом стали выходить на балконы, глазеть на нас и незаметно фотографировать.
Когда пара оттанцевала, к микрофону снова вышел Радин и прорекламировал шампанское, которое мы пьем, а потом похвалился, что эта форель чуть ли не им собственноручно поймана в хозяйстве, создание которого он инициировал. Наверное, и озеро выкопал, молодец какой.
Наши немного поддали, и им было хорошо, Колесо склеил симпатичную блондинку, а до меня начало доходить, что светский раут — на самом деле не для нас, а для родственников и друзей Радина. Посмотрите, господа, какую диковинку я вам привез! Победоносный «Титан»! Димидко. Нерушимый. Хотеев. Будете фотографироваться с обезьянками?
Теперь ясно, почему шестой стул за каждым столиком пустовал: чтобы гости могли к нам подсаживаться.
Захотелось прямо сейчас взять и уйти, но было нельзя. Зато стало понятно, как сюда просочится Энн. Не утерпев, я подошел к столику, где сидели Тирликас, Димидко, наш врач и Гребко с Колесом.
— Лев Витаутович, можно вас на пару слов?
Он насторожился, кивнул, прихватил бокал с шампанским, и мы направились к выходу, но нас перехватил Радин.
— Товарищи, наружу лучше не ходить, там беснуются ваши фанаты. Если хотите подышать свежим воздухом, лучше подняться на третий этаж, он открытый, и вам там никто не помешает. Есть лестница, — он указал в направлении сцены, — но можете воспользоваться лифтом. — Радин кивнул на огромное зеркало, где я разглядел кнопки.
— Спасибо, — поблагодарил Витаутыч, и мы пошли к лифту.
— У меня скоро слипнется от его навязчивого сервиса. Все жду, когда гости нажрутся, глаза зальют и спустятся с нами фотографироваться и общаться.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал Витаутыч, и зеркало отъехало в сторону.
На крыше было промозгло и влажно. С моря тянуло водорослями и йодом. Кто-то пустил салют, и вспугнутые чайки заметались на фоне затянутого тучами неба.