Нерушимый 6

— И как тебе результат этого вашего «не имеем права»? — продолжил я, надеясь до него достучаться. — Если на ворота пойду я, счет будет 0:0. А если вы заиграете, то победим. Мне ведь тоже проигрыш не нужен.

— Я не принимаю таких решений, — отрезал он. — Ты пришел не по адресу. Но мне, хоть я и не тренер, ясно, что ты — карьерист, потому готов на все. Только поэтому ты сидел бы у меня на скамейке.

На языке вертелось: «Ты же видел меня в деле — и не сделал выводов?» — но я смолчал.

— Когда нет шансов, все, что остается — рисковать. Подумай над этим, Игорь… Пожалуйста.

Я поднялся, чтобы уйти. На душе было гадостно. Ну как им донести, что я могу спасти ситуацию? Ногу Полозенкову сломать? Морду разбить, чтобы у Марокко не осталось выбора, и он выпустил меня?

Вспомнилась щелочь в перчатках. Нет, я так не играю. Но и мириться с позором не собираюсь. Когда я потянулся к ручке двери, в номер настойчиво и нервно постучали. Я остановился, обернулся к Денисову.

— Сговорились, что ли, — проворчал он. — Кто еще?

Ручку подергали, но дверь была заблокирована. Уверенный, что это Кокорин, я, не дожидаясь, пока хозяин номера расчехлится, убрал электронный ключ из разъема и открыл дверь.

Внутрь ломанулся Кокорин, прошипел:

— Получи, сука!

Я чуть сместился в сторону, уходя от удара. Перехватил его руку, заломил за спину, повалил Кокошу, от которого разило спиртным, и оседлал раньше, чем он сообразил, что быканул не на того. Обалдевший тезка завозился на полу, тщетно пытаясь освободиться из захвата, увидел Денисова, растерянно стоявшего у кровати, и замер.

— Что за нахрен?! — воскликнул Денисов.

— Ты, сука, меня на весь мир опозорил! — В голосе Кокорина клокотала ярость. — Тебе повезло, падла ты замшелая! Еще одно оскорбление во время игры — и я тебя по газону размажу, понял? У всех на глазах!

— Отпустить его? — спросил я у Денисова.

Мой вопрос привел его в замешательство, и я принял решение сам.

— Саня, я не позволю вам друг друга покалечить, понял? Кто начнет бычить, того придушу.

— Да кто ты такой, мелкий говнюк… — возмутился Кокорин.

— О, по части бития морд и удушений, поверь, он мастер, — хохотнул Денисов.

И тут я не выдержал, сидя верхом на Кокорине, обложил обоих так многоэтажно, что они рты разинули, не рискуя слово вставить. Если опустить мат, я говорил о том, что мелкий говнюк вынужден успокаивать двух великовозрастных дебилов, которые попутали берега. Помолчав немного и дав им время на осознание, я сказал спокойно:

— Саня, попустись. Давай без глупостей, да? — И поднялся.

Кокорин вскочил, как на пружинах, уставился на Денисова, и его аж перекосило от ненависти.

— Мужики, это несерьезно, — сказал я. — Давайте мы вернемся в Москву, и вы дома силой богатырской померяетесь. Здесь — не надо. Здесь у нас общий враг, а он только чего-то эдакого и ждет.

— А ты вообще заткнись, сопляк, — вызверился на меня Кокорин, в то время как Денисов был спокоен.

Я проигнорировал оскорбление и обратился к Денисову:

— Игорь, представь, что Марокко тебя так с поля утащил — за шкирку, как щенка. Как бы ты себя повел?

На лице капитана команды недоумение сменилось возмущением.

— Это другое! Я бы ему врезал.

— Да нет, «это другое» называется двойными стандартами. Например, Марокко уверился, что ты неоправданно рискнул, и распустил руки. Вот и ты так же сделал. А Саня руки в ответ не распустил, не опозорил Союз. Вот честно, не уверен, что я сдержался бы. Так что молодец в этой ситуации он.

На Кокорина я не смотрел, но буквально видел, как растет шкала репутации с ним, и продолжил:

— Саня честно рискнул, и у него не получилось. Команда так же честно не рисковала, и тоже не получилось. Короче, Игорь, ты неправ. Знаю, нужно мужество, чтобы признавать свои ошибки. Это сложно. А ты, Саня, неправ, что сюда пришел. И вообще тебе бухать нельзя, потому что планка падает.

Я взял Кокорина под руку и вывел из номера. Он немного остыл, покосился на дверь и сказал:

— Спасибо, брат. Я бы его…

— Верю — укокошил бы.

Запрокинув голову и захохотав, он освободил руку и поплелся к себе, а потом вдруг развернулся и блеснул глазами.

— Но если он еще раз…

— Игорь все понял.

Кокорин протянул руку, я пожал ее. Надо же, как все обернулось! В той реальности мне казалось, что Кокоша — гнилой понторез, а Денисов — Д`Артаньян, а на деле с Саньком оказалось гораздо проще договориться, и он первый динамовец, который вот так искренне протянул мне руку. И вообще, Кокорин — довольно искренний парень, его беда лишь в том, что он никак не может повзрослеть что здесь, что там.

Денисов тоже понял, что накосячил, но ошибку свою вряд ли признает.

В коридоре мы с Кокориным разошлись, я направился в свое крыло и обнаружил толкущегося под дверью волонтера Пола. Он помахал мне и сказал по-русски:

— Жаль, что вы пыииграли, я за вас болел. Жаль, тебе надо завтыа уезжать. Поговорим? — Он потряс бумажным кульком, где что-то шуршало. — Кукис из мой любимой кондитерской. Кто не ел кукис, не понять Англия!

Я заглянул в кулек, там было печенье, напоминающее овсяное с вкраплениями шоколада и, похоже, цукатов. И пахло оно сногсшибательно.