Нерушимый 4

Оставалось сыграть какие-то полчаса. Преимущество выдающееся. Наши давят и не запыхались — силы есть. И вдруг — прорыв на нашу половину поля.

Ну, кто же так…

Ведь сказано было, сказано! И не раз!

Снова перехват, резкий пас вперед, снова вывалились… Только теперь хотя бы три в два. Ну, полегче. С другой стороны, они сейчас тупо лупить и не будут.

Пас направо — наш защитник, Думченко, смещается в сторону. Пас налево — резкий пас, как удар почти. А этот-то принял и шаг сделал вперед, и к нему катится наш Колесо. И тут же пас обратно, а их центровой не стоит, несется, топает… Вот как они это сделали? Пас — прямо в ногу.

— Я! — кричу своим, прыгая рыбкой вперед.

Вот мяч, вот мои руки, вот его ноги — тут не ошибиться, не схватить бутсу — будет пеналь… Есть! Вышиб! И сразу — удар в плечевой сустав, да такой, что искры со слезами из глаз. И рука отнялась.

Нападающий, продолжая движение, проталкивая мяч, тупо пнул мимо. А мимо мяча — это по мне, значит. И рука не слушается, болит, сука!

Превозмогая боль, я вскочил, показал парням на угловой, махнул всем, чтобы бегом возвращались. И сел в штрафной. Рука — не поднимается. И сразу гул в голове, жара… Невозможная жара! Попытался помахать руками, чтобы размять, «расхрустеть» плечо, приготовиться к угловому.

И упал. Ой… Крикнуть бы надо, а не могу. Шепчу:

— Тренер, замену!

Больно!

Откинулся на спину, смотрю в небо. Обидно, блин! Седьмой тур, только играть начали! Если бы кто-то умел считывать мои желания, то понял бы: больше всего я хочу, чтобы это был просто ушиб. Отрицание — первая стадия принятия неизбежного.

Судья повертел головой и разрешил выйти медикам. Набежали, попрыскали, лед приложили. Пощупали осторожно, не нажимая. Машут руками: замену давай! Наш запасной вратарь, Васенцов, засуетился — а кто бы был готов, когда столько матчей в запасе?

— Ушиб? — с надеждой спросил я у врача, попытался поднять руку, и в глазах потемнело от боли.

Димидко, который старался следить и за игрой и быть в курсе, что со мной, замер и вытянул шею, прислушиваясь.

— Не двигаться, — рявкнул медик. — Ишь, шустрый какой! Ушиб, ага. Как бы не оскольчатый перелом. — Он замах своим. — Носилки, носилки сюда!

Сан Саныча перекосило, он покачал головой и рванул на поле, крича:

— Что окоченели! Работаем, работаем!

Пока ко мне бежали медбратья с носилками, я отыскал места, где сидели Алена и Звягинцев, сфокусировался на них…

Есть контакт! Они что-то оживленно обсуждали, и Звягинцев тыкал пальцем вроде бы в меня. Неужели узнали? Впрочем, неважно. Важно, что мне удалось их познакомить. И если я хоть немного знаю себя прежнего, Звягинцев найдет в себе силы бросить Катю, жену-пилу, и будет наконец счастлив. А там, глядишь, и за себя возьмется, брюхо сгонит.

Когда меня переложили на носилки и понесли, я наконец понял, насколько все серьезно. Если не получится зарастить трещину, это как минимум на месяц я выведен из строя! Продержится ли команда без меня? А если еще и Васенцов травмируется?

— А-а-а! — на сотню глоток заорал стадион.

— Это что было? — Еле прошептал я.

— Это ваши пропустили! — радостно объяснили местные медики.

Меня несли бережно, но все равно каждое движение отдавалось болью. В машине «скорой» мне что-то вкололи, и боль поутихла. Захлопнули дверцы — и по газам.

Сколько прошло времени с начала второго тайма? До конца оставалось десять минут, мы вели со счетом 1:3, вряд ли «соколы» успеют три гола забить. Или успеют? И ведь не узнать, как там дела, телефон остался в раздевалке.

Пока в травматологии ожидал свою очередь на рентген, все так же, будто тяжелораненый, лежа на каталке, отрицание и гнев сменились стадией торга: ладно, перелом так перелом, но, пожалуйста, пусть просто трещина или хотя бы перелом без смещения!

Тогда я вернусь на ворота раньше, чем через месяц, учитывая, что восстанавливаться я могу очень быстро. Месяц… Команде нужно будет костьми лечь, чтобы не пускать противника к нашим воротам. Или Васенцов справится? Зря, что ли, я его натаскивал?

И вот настал момент истины — меня закатили в кабинет, и не рентген там делали, а МРТ. Мне помогли перебраться на кушетку, сверху опустилась гудящая штука, и я ощутил себя листом бумаги внутри сканера.

Спиной ко мне сидел специалист и смотрел на экран, где отображалось мое многослойное разноцветное тело.

— Доктор, — прохрипел я, — скажите, пожалуйста, как плохи мои дела?

— Перелом есть, — резюмировал он, не оборачиваясь. — Закрытый, без смещения. Плечевой сустав не поврежден.

Облегчения я не почувствовал. Все-таки перелом. Все-таки команда какое-то время будет играть без меня. Только бы до матча с «Динамо-2» очухаться, который 27 июня. Дело чести им нахлобучить, и я хочу в этом участвовать! Да все наши хотят. Примерно так же — как выросший и раскачавшийся за лето одноклассник хочет дать в морду своему давнему обидчику.

Мне помогли сесть и стянуть футболку, ведь руку я поднять не мог. Затем надели фиксирующий бандаж. Врач вручил мне огромный снимок с описанием, где ничего нельзя было разобрать. Ну почему у медиков такой адский почерк?