Нерушимый 4

— Осталось решить, кто там впереди. Двое есть. Рябов-Погосян. Поднимем к ним выше Бурака. Три в линию — нападение. За ними три в линию — полузащита. Страхуете друг друга. И четыре защитника. По идее, если впереди народу больше, через пас, через мелкий пас, можно попытаться продраться. Длинные передачи не актуальны. У них быки вон какие здоровые — весь верх снимают. Ну и смотрите: зассали, не зассали, а убежать могут. И тогда кто у нас там крайним за всё будет? А? На тебя одного будет надежда. Ходи вперед на подборы. Разрешаю уходить из штрафной. Но аккуратно. Лучше выбивай в аут, чем провалиться.

Второй тайм начался нашими атаками. Действительно, новая схема сразу ставила впереди больше техничных и быстрых игроков. Погосян все пытался пролезть за спину защитникам. Рябов становился между линиями, как бы подсказывая: в меня играй, в меня! Ну а Бурак суетился и носился, как всегда. Только на той половине поля.

Удар! Ноги защитников. Удар! Опять.

Да у нас навал какой-то, а эти прижались к воротам и отбиваются. Да как отбиваются! Вон, отбились. То ли просто ногу подставил кто-то, то ли это такой гениальный пас. Через наших центральных летит мяч. А они — на круге. И мимо них летит к этому мячу длинный и легкий рижанин.

А я на что? Три длинных шага — и удар со всей мочи. Не в аут. В аут это зря говорил Сан Саныч. Из аута можно быстро вбросить. Туда, за их ворота. Пусть вводят из штрафной ногами. А наши попрессингуют.

Злости не хватает. Уже наши мокрые, пар чуть не из ушей. А те красиво так и спокойно отбиваются. Сколько нам засчитают ударов по воротам? А если не доходит? А если доходит только когда — мимо?

Попинал мяч — мне подкинули. Передал вперед защитникам. Стою на линии штрафной. С той половины не закинут за шиворот, зато я готов стать полевым и снова выбить…

И вот так — вся игра. В итоге ничья, 0:0. И не помогло даже то, что в добавленное время я рванул на угловой в их вратарскую площадку, несмотря на перекосившееся лицо Саныча и его же вздернутый кулак. Врешь, Саныч, победа будет за нами!

Ни фига. Впрочем, уже в автобусе ничуть не расстроенный Димидко сказал:

— Да-а-а, не умеем взламывать — будем учиться. И смотрите, нас уже боятся! Мы уже — угроза! С одной стороны хорошо. Приятно. С другой — как теперь играть? А?

И сел у окна, задумался.

А у нас как-то без шума в этот раз. И подъема внутреннего никакого. Как после рабочей смены на заводе. Ну, отработали, да. План не перевыполнили, рекорд не дали… Как-то скучно, что ли. И — да, а вдруг так и другие команды с нами начнут?

Испытывая приятное волнение, я полез в телефон. Со мной сидел Погосян, не отличавшийся тактом, глянул на экран и ехидно улыбнулся:

— Что она пишет? — Он мечтательно закатил глаза и с завистью воскликнул: — Слушай, какая девушка, да?

— Да, — кивнул я.

— Везет тебе, — вздохнул он.

— Что пишет… — задумчиво проговорил я.

Я сперва прочитал сообщение от Лизы:

«Саша, я не знаю, ничья — это для вас хорошо или плохо. Но ты отлично играл! И все ваши молодцы».

— Пишет, что видит длинный нос, который тянется с соседнего сиденья. Просит его оторвать любопытному варвару.

— Ну и скучный ты! — отмахнулся Погосян.

«Это нормально»,

— Отписался я.

«В гостях всегда сложнее. К тому же „Титан“ начали бояться, но взламывать автобус в чужой штрафной мы пока не научились».

«Увидимся. (поцелуй). Хочу к тебе!» И даже не спросила про «автобус», уже разбирается!

В самолете Клыков, как всегда, позеленел, вцепился в подлокотники и зажмурился, а я приник к окошку. Мне нравилось смотреть, как отдаляется город и дороги превращаются в светящиеся змейки, а многослойные белые облака напоминают кораллы. Но в этот раз самолет просто нырнул в беспроглядную серость, а когда вынырнул из нее, ничего нельзя было разглядеть, потому что ночь.

Вспомнился прикол из прошлой жизнь, что американский истребитель не может набрать максимальную скорость над Латвией ввиду ее малых размеров.

Только задремал — пилот объявляет, что начинается снижение. Я снова прилип к иллюминатору, глядя на гигантскую светящуюся кляксу Москвы.

Потом выгрузка, багажа ни у кого не было, и наша команда устремилась на выход через зал ожидания.

Было полдвенадцатого ночи, но Лизу не испугал поздний час, и она сидела в зале, закинув ногу за ногу. Не замечая остальных титановцев, вскочила, налетела на меня, обняла, я закружил ее. Погосян глазел, распахнув рот и умиляясь, Микроб пытался его увести — дескать это бестактно.

Даже Димидко, которого наши женихания раздражали, кивнул благосклонно, указал на часы и погнал, погнал дальше свою паству, чтобы не мешали.