Нерушимый 3

— Пацаны! — крикнул он, вытаращив глаза. — Там это… Мика чудит!

Мы с Клыковым вскочили одновременно, вылетели в коридор и за Микробом рванули по коридору. Федор остановился возле своей двери, откуда доносились грохот и приглушенное бормотание.

— Вот, — сказал Микроб, распахивая дверь.

Погосян хватал раскиданные по комнате вещи и заталкивал в дорожную сумку, приговаривая:

— Ара, Ара, как скотину какую называют! Как будто я не человек. Обезьяна! Кривоногий! Бездарь! — Вены на его шее вздулись, покрасневшие глаза лезли из орбит. — А тэпер еще и жирный Поласкун! Тридцать процент жира! А себя он видел?

— Ты куда это собрался? — спросил я.

— Валить. — Он длинно выругался. — Вертел я такой тренировка! Ара, Ара! Жирный. — Он раскинул руки. — Где я жирный? У меня широкий кость! Надо, чтоб, как Микроб был?

Он пнул кровать, долбанул тумбочку. Схватил гитару Микроба, замахнулся…

— Э-э-э! — только и успел крикнуть Федор.

Я рванул к Мике, повалил его мордой в пол, выкрутил руку, усевшись сверху. Гитара была спасена.

— Ты че чудишь, а?

— Да пошел ты! Отпусти, падла! Пусти, сказал! — Погосян дернулся пару раз и затих, стукнулся лбом о пол.

— Психанул? Ничего, — примирительно проговорил я. — Я тебя сейчас отпущу, ты не будешь разносить комнату?

Он покачал головой, и я сел рядом с ним, похлопал его по спине, глядя, как Микроб придирчиво осматривает гитару.

— И что, ты вот так просто сдашься? Они хотят от тебя избавиться, и ты доставишь им такую радость? Просто возьмешь и уедешь? И не будешь бороться?

Я понимал, что это дешевая манипуляция, сам бы на такую не повелся, но на Мику подействовало, он мотнул головой, поднялся на локтях и злобно рыкнул:

— Хрена им!

— Правильно, — я покосился на Микроба, хлопающего себя по запястью — время, мол. — Знаешь, как меня сегодня обзывали? Мешком с дерьмом. У-у-у. Два с половиной часа непрерывно, прикинь! Но я не собираюсь сдаваться. А ты если уедешь… ты же команду подведешь. Кто же на твою позицию встанет?

— Короче, Мика, ты нам нужен. Сопли подбери — и погнали! — проговорил Микроб. — А потом порвем их в клочья!

Мика застегнул сумку и сунул под кровать, туда же отправил разбросанные вещи. Конечно ему тяжело. Наверняка мальчик из обеспеченной семьи, авторитет в своей школе, никогда ни в чем не знавший нужды, и вдруг — такой прессинг, никто не уважает, все посмеиваются, тренер вообще зверюга!

Но, как говорил Саныч и пел Микроб: здесь для слабых места нет.

Мы вчетвером пошли на пробежку, а я заранее себя утешал, что, если не осилю кросс, ничего страшного. Одним позором больше, одним меньше. Двадцать километров — это что-то запредельное… «Заткнись», — мысленно сказал я активировавшемуся Звягинцеву. Не сдохну. Вытяну. На костях выползу, но не сдамся!

Стартовали мы прямо от спортивного комплекса и бежали вдоль автомобильной трассы. Виктор Иванович махнул пухлой ручкой и крикнул:

— Поехали!

Все было, как в прошлый раз, тренеры так же катили следом на гольф-каре, но на небе не было ни облачка, не по-зимнему ядовитое солнце грело макушку и издевательски намекало, что дождя, который нас спас в прошлый раз, не будет.

До кольца мы бежали в одном темпе, потом с гольф-кара спрыгнул Сан Саныч Димидко, возглавил строй, и началось:

— Приставной шаг! Челночный бег! Бег спиной вперед! Ускорились! Еще! Еще! Перешли на бег трусцой!

И так восемь повторов. Пот застилал глаза, сердце выскакивало, перед глазами мельтешили мушки, но я не сдавался. Было так тяжело, что, сосредоточенный на себе, я не заметил, как мы достигли города и побежали вдоль трамвайных путей. Когда затошнило и перед глазами начало темнеть, вдруг пробудилась внутренняя энергия, задышалось легко и свободно, словно впрыснули порцию адреналина прямо в сердце.

Я поглядывал на Погосяна, он хрипел, сипел, обливался потом, но держался.

Первым с дистанции сошел Дрозд. Потом — плотный парень из команды запасных. До центра города дотянули двадцать три человека. Если бы не запредельная нагрузка Саныча, эти десять километров мы преодолели бы без труда.

— Остановка! — распорядился Киря, паркуя гольф-кар возле массивного здания морпорта. — У вас час на то, чтобы осмотреться, и — назад. Подыхайлы, — Киря бросил мяч Дрозду, — кто не добежал, айда на песочек пасы отрабатывать. Отдых вы не заслужили.

Сан Саныч легкой трусцой двинулся вдоль набережной. Не трусцой — скорее быстрым шагом. Мы потянулись за ним. После того темпа, что мы держали, эта пробежка казалась прогулкой черепашьим шагом, и мы успевали вертеть головами, рассматривая окрестности.

Накануне я прочитал, что в Евпатории две набережных, но на какой из них мы оказались, понять пока было трудно. Поднялся ветер, заиграл натянутыми канатами мачт яхт, стоящих у пирсов, и они затрепетали, засвистели протяжно и тонко.

Мы бежали по плитке под мрамор, глядя на покачивающихся на волнах лебедей, ожиревших от постоянной кормежки хлебом, и пронырливых черных лысух.