Нерушимые обеты

Сейчас знает точно – это будут очередные лучшие дни в её жизни.

– Я передумала. Всё то…

Гаврила не сразу понимает, о чем речь, а когда да – хмыкает и целует в короткие волосы.

Глава 36

Их первая ночь в Любичах получилась совсем бессонной, но просыпается Полина рано и неправдоподобно бодрой.

Гаврила наоборот. Он борется за сон, когда Поля в приступе нежности начинает выцеловывать его между лопаток, плечи и шею.

У самой между ног откровенно саднит – организм не привык к такому количеству секса, но это не мешает чувствовать желание, которое в итоге Полина старается хотя бы на время в себе потушить.

Она не самая большая в мире фанатка секса, но секс с Гаврилой – её наркотик. Столько удовольствия она не получит нигде и никак.

В то же время, у неё сердце сжимается из-за мысли, что вот сейчас у него, наверное, первая за очень долгое время возможность выспаться. А ещё отъесться хотя бы немного и вдоволь налюбиться.

Он очень страстный. Они друг об друга зажигаются, как спички. Страшно подумать, как могли и смогут ещё врозь. Но сейчас Поля привычно старается об этом не думать. Когда-то отключила телефон, чтобы в Любичи не проникал мир с его жестокой реальностью. Теперь у нее просто нет телефона.

Поцеловав напоследок спящего Гаврилу в плечо, она выбирается из-под одеяла.

Принимает быстрый душ, чистит зубы, пьет кофе, по-новому глядя на вид за окном.

Она всё-таки дура, позволяющая себе делать опрометчивые выводы.

На самом деле, здесь прекрасно.

Спроси её Гаврила, хотела бы она провести жизнь с ним в этом доме, Поля ответила бы – да.

Выпив кофе, она тихо возвращается в спальню, чтобы одеться. В голове складывается план, который очень хочется успеть реализовать.

Поля помнит, как Гаврила покупал в Любичах самую вкусную в её жизни малину. Сейчас – совсем не сезон, но вдруг в том самом сельском магазине, в которым может быть до сих пор работает мать его детского друга, можно выпросить баночку чьего-то варенья?

Одеваясь, Полина то и дело зависая. По-глупому улыбается и ласкает взглядом спящего Гаврилу.

Ей очень хочется переиграть. Раздеться. Забраться к нему под одеяло. Почувствовать, как обнимает. Греет. Любит.

Но пусть чуточку поспит. А к позднему завтраку его будут ждать блины.

Проходя мимо шкафа, Полина тормозит. Скашивает взгляд на приоткрытую дверцу. Снова оглядывается на Гаврилу. Он лежит на животе, отвернув голову и засунув под подушку ладони. Спина кажется очень широкой вот сейчас. Плечи бугрятся мышцами.

Полина силой заставляет себя оторваться и всё же заглядывает внутрь шкафа.

Смотрит и забывает вдохнуть. А ещё потихоньку будто зрение теряет – на глаза наворачиваются слезы.

На штанге пока ничего нет. Пустые вешалки. И только на одной её свадебное платье.

Она его ни с чем не спутает. Никогда. Думала, он выбросил ещё тогда – восемь лет назад. Или позже, когда дом перестраивал. Она ведь казалась ему предательницей, а получается, сохранил.

Единственное, что посчитал важным.

Пальцы сами собой тянутся к ткани. Гладят. Это страшно и очень волнительно. Ни в коем случае не хочется снова мерить. Разве что платок.

Он тоже здесь. До сих пор безумно красивый, пусть и пожелтевший сильнее.

Полина тянет его, сжимает в руке, спускается вниз.

Обувается, набрасывает на плечи куртку, засовывает платок в карман и оставляет записку.

Она ненадолго, но вдруг Гаврила раньше проснется?

Выйдя во двор, Полина заново оглядывается и заново влюбляется.

При утреннем свете всё выглядит совсем иначе. А летом… Летом тут, наверное, всё дышит новой жизнью.

Поля идет по запыленной дорожке в сторону магазина, сжимая платок в кармане.

Её здесь никто не знает, но она здоровается. Правда встречается ей кто-то очень редко. Деревня умирает потихоньку…

Раньше магазина взгляд цепляется за церковь. Сердце снова взводится.

Ужасно это, наверное, но ей страшно в церковь заходить. Не уверена, что имеет право. Слишком много зла сделала. Слишком большого зла стала причиной.

Но ноги несут.

Прежде, чем потянуть на себя тяжелую дверь, Полина повязывает платок и крестится. Больно из-за того, что прошлые поступки так не отрежешь, как волосы.

Зайдя, Полина опять замирает. Смотрит вокруг, осознавая, что помнит каждую мелочь здесь Каждую не изменившуюся деталь. И роспись. И запах. Вроде бы у всех церквей один, а сейчас кажущийся особенным.

Полина не думала заранее, что будет делать. Поэтому ненадолго цепенеет.

А потом слышит шаги, видит священника… И цепенеет сильнее. Опускает взгляд и склоняет чуть голову.

Чувствует себя невежеством, но сбегать поздно.

Шаги приближаются, её дрожь усиливается…

Начищенные черные ботинки останавливаются в шаге от неё. Поверх них лежит подол черной же рясы.

– Добрый день, Полина… – Секунду назад ей казалось, что глаза навечно к полу примагничены, а вдруг взлетают.

Что в её взгляде – понятно. Удивление. А вот отец Павел смотрит с пониманием и улыбкой. Она тоже помнит его имя. Но он для неё – единственный венчавший их с Гаврилой батюшка. А она – одна из десятка, может сотни, а может и тысячи.