Должен держать любопытство при себе, а не получается. Чувствует, что Полина под ним каменеет, но знает точно – не соврет.
Она смотрит прозрачно, моргает…
– Нет. Я сказала, что отрежу яйца, когда пьяным заснет, если попытается… Он трус…
Гавриле на секунду становится легче дышать. Это никак, в принципе, на его действия не повлияет. Но хорошо, что ей было чуть лучше, чем он думал.
Легкость отражается на лице улыбкой. Он снова гладит женское бедро, тянется к губам, шепчет:
– Мыслим одинаково…
Полине, наверное, непонятно, о чем речь, но объясниться она не просит.
Чувствуется, что ей очень хочется ожить. Она сосредотачивается на поцелуе и ощущениях, которые Гаврила дарит.
На легких ласках. На нежных словах.
У него для каждого её миллиметра находится свой комплимент.
Когда рука ложится на лобок и едет вниз, Полина не сдерживает стон. Отводит колено в сторону, закрывает глаза и прогибается навстречу.
Она горячая, готовая, полна желания отдаться. Но Гаврила оставляет за ней право дать заднюю. Поэтому ограничивается пальцами, впитывая безупречный вид.
Её стоны и движения бедрами навстречу неглубоким проникновениям. Царапины на его шее и жажда поцелуев.
Гаврила избавляет её от ответственности и необходимости о чем-то просить. Доводит до разрядки, которая получается бурной несоизмеримо с его действиями.
Она просто расслабилась. Он просто безумно её любит.
Позволяет сильно-сильно обнимать себя за шею и прятаться там же, сокращаясь вокруг влажных фаланг.
Гаврила чувствует безумный бег ее сердечка, и не может не улыбнуться.
Она такая живая сейчас. Это счастье.
Господи, спасибо.
– Я уеду на несколько дней. Не волнуйся. – Гаврила признается не сразу. На очередной минуте тишины, поглаживая мягкое расслабленное тело.
Прижимается губами к ключице и едет выше. Целует шею. Вдыхает запах шампуня. Это не Полин, но он всё равно хочет запомнить.
Вот этот момент тоже поймать. Вдруг всё не по плану пойдет?
– Это обязательно? – она спрашивает настороженно. Отвечать не хочется.
– Но ты же меня дождешься, правда?
На его шее сильно-сильно сжимаются руки. Полина утыкается в его щеку, жмурится, обещая:
– Я всегда тебя дождусь. Ты только возвращайся.
То, что лучше всего спрятано, веселее всего искать.
Бывшего Полиного мужа прятали фанатично.
Хотя формально он не бывший, но Полина уже может считать себя вдовой.
Гаврила докуривает личную сигарету, набрасывает капюшон и заходит в подъезд.
Чуть-чуть интересно понять их логику, но не то, чтобы прямо критично важно. Здесь нет охраны. Даже камер нет. Он тусовался рядом – проверял.
Всё до мелочей.
Какая квартира. Что по соседям. Что можно себе позволить. Что нельзя.
Теперь же взбегает по лестнице, почти что сам себя не слыша. Не нужно будить лифт. И добрых людей будить не нужно. Как прекрасно, что всем вокруг друг до друга настолько похуй.
С дверью Гаврила работает отмычкой. За собой по вежливому беззвучно закрывает.
Попав в ту самую квартиру, чувствует, как нетерпение начинает сочиться через поры. Он им переполнен.
Оживлять картины избиения Полюшки не надо. Навсегда перед глазами.
По коридору он движется тихонечко, заглядывает в одну из комнат.
В ней по кругу ходит младший Доронин. На взводе пацан. Чет неспокойно ему… Удивительно.
Он что-то бубнит себе под нос. Мог бы еще парочкой минут насладиться, но сам себе всё портит.
– Эй, приветики… – Гаврила произносит громко и игриво. Поднимает руку и перебирает в воздухе пальцами. С удовольствием следит за тем, как Никита замирает, его глаза расширяются. Сердце, наверное, ебошит в гланды.
Заебись.
На столе стоит открытая бутылка виски и пустой стакан, но накидаться в хлам мурло не успело. Наверное, психовал, что должен слушать папиков. Наверное, казалось, что они недостаточно хорошо его спрятали.
Угадал, получается.
Желание жить побеждает любое оцепенение. Никита дергается резко вперед, с грохотом захлопывает дверь и проворачивает замок.
Гаврила даже сделать это дает – отступает и с улыбкой смотрит, как хлопают перед лицом.
А потом слушает как носятся по комнате.
Что сделает? Позвонит кому-то или нож возьмет? Или из окна прыгнет? Вряд ли, правда. Этаж высоковат.
Ещё минута на веру в то, что он может как-то спастись, чисто для того, чтобы растянуть удовольствие. Дальше – дверь вылетает от удара с ноги.
– Не подходи, тварь! – Доронин орет, отступая. Гаврила приказ игнорирует.
Делает шаг. За ним еще один. Внимательно-внимательно смотрит на существо перед глазами. В принципе, взглядом все и говорит.
– Я денег тебе дам. Денег! Слышишь? Денег! Сколько?
Но существо пытается сторговаться. Зря, конечно. От существа требовалось мало. Просто… Верить в карму.
Бумеранг в комнате.
– Ты завещание писал?
Это абсолютно серьезный вопрос, но Доронин относится к нему как-то несерьезно.
Крутит головой, тараторя: «не надо, пожалуйста… Не надо»…
Делает шаг за шагом назад. К стене.
Но это обманчиво. Хотя бы один рывок он сделать попытается.
– Зря, блин. Теперь поздно…
В ответ на лживое сожаление Никита ругается сквозь зубы. Замирает взглядом на бутылке.
Дальше… Ну типично.