Нерушимые обеты

Сука – не она.

Сука – жизнь.

Она просит Гаврилу вернуться к поцелуям, когда он оставляет одно из полушарий. Сама же шире раскрывает бедра.

Практически глаза готова закатить от наслаждения, стоит почувствовать его ладонь на лобке. Он трет, съезжает вниз…

– Мокрая такая… Блять… Полька…

Ругается, лаская.

Поверх белья сначала, но почти сразу, под звуки её хныков, сдвигает, чтобы по живому.

По влажным губам, задевая клитор, вокруг него, давить…

– Кончишь для меня? – Гаврила спрашивает, ныряя в нее двумя пальцами сразу. Чуть назад и снова в неё.

Она кивает. Потому что конечно. Подается бедрами навстречу. С ума сходит от собственных звуков.

– Шире, малыш…

Гаврила просит, Полина раскрывается, как может.

Позволяет сдвинуть бедра на самый край.

Что бы он сейчас ни делал и о чем бы ни просил – она на всё согласится.

Отпускает член, вжимается в плечи…

– Презерватива нет, – он шепчет ей на ухо, раз за разом насаживая на пальцы. Она хотела бы почувствовать его в себе, но просто кивает, вжимаясь в плечо лбом, чувствуя глубокое рваное дыхание над ухом и движения в ней.

Она позволяет бывшему иметь себя пальцами в помещении, которое оплачивать скорее всего будет её будущий муж. Это ужасно, но ей ни капельки не стыдно.

Она толкается раз за разом навстречу его проникновениям.

– Ты красивая, пиздец, не прячься…

Гаврила просит, и Поля откликается.

Откидывается, упираясь ладонями же в стол.

Запрокидывает голову, отдается ощущениям, закусывая губу. Это не спасает от стонов, но так ей немножечко легче…

Взгляд Гаврила везде – на груди, животе, там, где в неё входят его пальцы. Но долго просто наблюдать он тоже не может.

Горбится и втягивает в себя сосок. Играет с грудью. Доводит ощущения до совершенства.

Движения его руки сильные и в одном темпе. Он планомерно ведет её к оргазму, который зарождается и нарастает.

Полина кончала после расставания с ним – и сама, и в сексе. Но сейчас чувствует себя именно так, как было тогда с ним.

Будет сильно и долгожданно.

Её взрывается с его пальцами внутри, стоит Гавриле нажать на пульсирующий клитор. Оргазм срывается с губ протяжным стоном, который быстро тухнет – у него во рту.

Полина кончает, сжимая плотью мужские пальцы.

Дальше же Гаврила их достает, но не убирает тут же. Позволяя Полине пульсировать, просто гладит. Влажными пальцами влажные бедра. Живот. Ребра.

Успокаивает, покрывая короткими поцелуями лицо, шею, грудь.

Ещё немного и станет стыдно, больно, плохо, Полина прекрасно это понимает, но пока ей спокойно и хорошо.

Она чувствует собственные остаточные сокращения и касания губ Гаврилы именно там, где ей хочется почувствовать их в эту секунду.

– Сладкая моя, – его слова остаются на коже такими же печатями, как следы от поцелуев. Впитываются, бегут по крови.

Сладкая. Его. Господи.

– Красивая… Вкусная… Скучал, блять… Не отдам никому…

Он говорит и говорит, а Полю… Её отпускает.

Глаза смотрят вверх. Там – такой же потолок, как тот, что был в гинекологическом кабинете.

Первой приходит гадливость к себе. Потом по коже бежит мороз. Хочется свести колени, одеться, помыться…

Боже, что ж она за дура…

Что ж она за тряпка…

Жизнь ничему не учит.

Полино тело деревенеет. Недавний кайф кажется грязью. Она вжимается ладонями в плечи Гаврилы и пытается оттолкнуть.

Он позволяет это сделать, но не уходит совсем, а заглядывает в лицо, хмурясь.

– Пусти.

– Что не так? – вместо того, чтобы послушаться, пытается настоять на своем. Взгляд хочет словить, а Полина просто не может.

Ей нужно остаться одной. Ей стыдно и больно. Очень.

– Пусти, – она повторяет, собираясь с силами и устремляя на него один взгляд. Давит снова. Стоит Гавриле отступить, соскальзывает со стола.

Ноги слабые. Под коленками дрожит. Бедра немного стягивает из-за подсохшей смазки, который было очень много. Там по-прежнему влажно. Белье сдвинуто. Лифчик расстегнут и приспущен. Полина чувствует себя себя же предавшей. Пытается оправить одежду.

Слышит за спиной шелест и закусывает изнутри щеки.

Он тоже поправляет свою.

Ей хочется одного – чтобы ушел.

Но он снова шагает к ней. Сжимает в объятьях замершую. Вжимается в макушку и дышит, не давая дышать ей.

«Не отдам никому». А всем ведь отдал. Любому. Кто хочет – берите.

Полина дергается, хочет уйти, он сжимает сильнее.

Дальше – снова целует в висок, скулу, за ухом.

– Беда моя…

Делает больно. Хуже делает.

Это он – её беда.

– Это ошибка, Гаврила. – В ответ на её слова Гаврила замирает. Теперь Полина чувствует, что деревенеет. Она может закончить сейчас, продолжать не обязательно. Но стреляет в упор. Так же, как когда-то в упор застрелили её: – Косте не говори. Пожалуйста.

Мужские руки съезжают с тела. Полина жмурится, затаив дыхание.

Она не соврала: не хочет больше сильно любить.

Глава 12

Конечно, после случившегося на столе ни о какой поездке в третье место речи уже не шло. Продолжать делать вид, что ничего не случилось, когда несколько минут назад кончала, обхватив собой его пальцы, – это слишком даже для лицемерной Полины Павловской.

Гаврила не обещал, но Полина знала почти точно – Костя действительно ни о чем не узнает.