Неру

На следующий день он, сидя в шезлонге, с теплой грустью смотрел на любимого сына, как тот, счастливый и веселый, играл с дочерью, а потом, забавляясь, устроил торжественное шествие детей во главе с самой маленькой девочкой, которая несла в руке флажок Конгресса, и все вместе они увлеченно пели: «Пусть будет высоко наше знамя».

Время быстро промелькнуло, оставив в сердце Джавахарлала память о счастливых днях, проведенных с семьей в Муссури. 17 октября он с Камалой выехал в Аллахабад, чтобы успеть на созываемую там конференцию крестьян. Отец и остальные члены семьи должны были выехать туда на следующий день.

Обратный путь оказался на редкость беспокойным. В Дехра Дуне, Лакхнау и, наконец, Аллахабаде Джавахарлалу трижды вручали предписания одного и того же содержания: на основании параграфа 144 уголовно-процессуального кодекса ему запрещались публичные выступления. Естественно, Джавахарлал и не думал подчиняться этим предписаниям. 19 октября 1930 года Неру выступил с речью на конференции крестьян, призвав их начать кампанию неуплаты арендной платы и земельного налога. В этот же день он участвовал в митинге, организованном крестьянами окрестных деревень совместно с горожанами. В девятом часу вечера в полном изнеможении Джавахарлал и Камала возвращались домой, где их уже дожидались Мотилал и вся семья. Но почти у самого дома Неру арестовали и переправили через реку Джамну в Наини. Уже в пятый раз перед ним распахнулись тюремные ворота. За подстрекательство к мятежу Джавахарлал был приговорен к двум годам строгого тюремного заключения и дополнительно еще к пяти месяцам в случае неуплаты штрафа.

Как только убитая горем Камала принесла мрачную весть домой, Мотилал в негодовании стукнул кулаком по столу и заявил, что не намерен больше болеть. После этого заявления и впрямь произошло чудо: у него прекратилось кровохарканье, былым огнем зажглись волевые глаза, с поразившей всех энергией он взялся за организацию кампании протеста против ареста Джавахарлала. Он задумал приурочить массовые выступления к 14 ноября — дню рождения сына и успешно осуществил свое намерение. В этот день по всей Индии состоялись митинги, имя Неру звучало в устах миллионов индийцев.

Джавахарлал пробыл на свободе всего несколько дней, и его, разумеется, не радовала перспектива снова очутиться за тюремной решеткой. Но он успокаивал себя тем, что жертвует свободой не напрасно; начатая им кампания неуплаты налогов сместила центр борьбы в сельские районы, поскольку энтузиазм средних классов городского населения к этому времени уже заметно иссяк.

Тюрьма со всеми своими мерзостями и унижениями, иезуитской системой подавления личности все-таки не может лишить человека способности мыслить. Больше того, лишь умственная деятельность спасает человека от мучительно однообразных дней заключения. Неру добивается разрешения тюремной администрации на переписку с дочерью. Это прекрасная возможность для отца, годами оторванного от дочери, повлиять на ее духовный мир, поделиться знаниями. Неру давно вынашивал мысль в доступной и занимательной форме рассказать Индире о важнейших событиях мировой истории, волновавших его самого. Теперь ничто не помешает осуществить эти планы...

Стойкость индийцев перед любым наказанием раздражала правительство, и оно усиливало гонения и репрессии. Участились случаи телесных наказаний политических заключенных. Джавахарлал, Саид Махмуд и еще двое узников, хотя и не подвергались избиению, объявили в знак солидарности с другими заключенными трехдневную голодовку.

Первый день нового, 1931 года принес Джавахарлалу известие об аресте Камалы, которая заявила в тюрьме: «Я безмерно счастлива и горда тем, что следую по стопам своего мужа...»

Мотилал в это время находился в Калькутте. Узнав об аресте Камалы, после нескольких минут несвойственной ему растерянности он отказался от намерения выехать за границу на лечение и срочно возвратился в Аллахабад.

18 января Мотилал добился свидания с сыном. Джавахарлал не виделся с ним почти два месяца. Вид отца встревожил Неру. Лицо Мотилала отекло, он говорил, тяжело переводя дыхание. В сознании Джавахарлала впервые мелькнула страшная мысль, что он может потерять отца. Эта мысль потом не давала ему покоя ни днем, ни ночью: так трудно было представить себе мир без отца.

Сам Мотилал понимал, что обречен, но как мог бодрился и, улыбаясь, говорил сыну, что собирается прожить еще много лет.

По тому, как резко высказывался Мотилал в адрес Сапру и Джайякара, участников проходившей в это время в Лондоне первой «конференции круглого стола», было очевидно, что его взгляды во многом полевели. Джавахарлала радовали эти перемены в отце. Если бы ему еще не изменило здоровье!