«Прошло немного дней, и ей объявляют, что она должна умереть, хотя она уже признавала себя незамужней женщиной и только сестрою принцепса, взывая к именам их общих предков Германиков и, наконец, Агриппины, при жизни которой, пусть в несчастливом замужестве, она все же оставалась живою и невредимою. Ее связывают и вскрывают ей вены на руках и ногах; но так как стесненная страхом кровь вытекала из надрезанных мест слишком медленно, смерть ускоряют паром в жарко натопленной бане. К этому злодеянию была добавлена еще более отвратительная свирепость: отрезанную и доставленную в Рим голову Октавии показали Поппее».[167]
Не лучшее зрелище для беременной женщины, но молодая августа была довольна. Трагический треугольник — Октавия — Нерон — Поппея — вызвал к жизни спустя несколько десятилетий после гибели Октавии появление исторической драмы «Октавия», имя автора которой, увы, до нас не дошло. Трагедия не относится к числу высокохудожественных произведений римской литературы, но достаточно любопытна. В ней действуют исторические персонажи, среди которых и сам Нерон, и обе женщины — бывшая и будущая супруги — и Сенека. Все симпатии автора, естественно, на стороне несчастной Октавии. Сенека осуждает Нерона за его жестокость, но не в силах что-либо изменить. «Октавия» достаточно точно описывает атмосферу тех дней. В ней переданы и страхи Поппеи, давящей на Нерона, и страхи самого принцепса, расправляющегося с ни в чем перед ним не повинной женщиной. «Октавия» — единственная римская историческая трагедия, сохранившаяся до наших дней, написанная по достаточно свежим следам происшедших событий и потому достаточно точно передающая восприятие современниками Нерона его деяний.
К событиям этого года относится уход из жизни двух наиболее известных вольноотпущенников. Их смерть молва приписывала Нерону, якобы избавившемуся от неугодных более Дорифора и Палланта при помощи яда. Причины назывались следующие: Дорифор противодействовал браку Нерона с Поппеей, а Паллант обладал огромным состоянием. Если либертин Дорифор — тот самый Дорифор, который согласно утверждению Светония стал «супругом» Нерона, то его сопротивление женитьбе Нерона по-своему объяснимо. Еще одна роковая гомосексуальная ревность? Дорифор слыл человеком незаурядного ума и выдающихся способностей. Тацит называет его виднейшим из либертинов наряду с Паллантом, игравшим долгое время большую роль в управлении государством. Он же в отличие от Светония называет сожителя Нерона Пифагором и относит карикатурную «свадьбу», где цезарь играл, и весьма убедительно, роль «невесты», к несколько более позднему времени.
Кто более точен из двух римских историков — сказать сложно. Паллант был очень стар и смерть его могла быть естественной. К тому же нет сведений о присвоении Нероном его огромного состояния. Противодействие Дорифора свадьбе Нерона и Поппеи и сам факт его отравления также, прежде всего, основаны на слухах.
Год следующий принес Нерону великую радость: он стал отцом. Поппея родила ему дочь, получившую имя Клавдия Августа, но прожила девочка совсем немного и спустя несколько месяцев Нерон испытал сильнейшее горе. Смерть маленькой августы император переживал очень сильно. Обрекая без колебаний на смерть неугодных людей, не исключая и родную мать, Нерон оставался способен глубоко переживать за судьбы людей, ему близких. Да и можно ли удивляться искренности горя отца, потерявшего первенца? Личная трагедия не извиняет Нерона, ставшего источником бедствий многих и многих людей.
И рождение, и смерть маленькой августы стали в Риме событиями общественной важности. Сенат заранее препоручил материнство Поппеи богам, а после родов помимо благодарственных молебствий было принято решение воздвигнуть в честь рождения дочери Нерона храм Плодовитости, на троне Юпитера Капитолийского должно было поместить золотые изваяния двух сестер Фортун. Помимо этого предлагалось учредить состязания по образцу тех игр, которые некогда Август учредил в честь победы над Марком Антонием при Акциуме. Приравнять рождение первенца императора к победе, давшей Октавиану власть над всей Римской республикой, — сенат воистину превзошел самого себя в раболепстве.