Нереальное приключение

— Нельзя, нельзя, — говорит он собаке. — Элизабет — наш друг.

Собака встает, подходит ко мне и начинает обнюхивать, а меня тут же кидает в дрожь. Никогда раньше не приходилось оказываться так близко к большому животному. Напоследок она еще и лижет меня, да так, что я чуть не теряю равновесия.

— Ой! — восклицаю я и невольно отступаю назад.

— Ну, извини, — усмехается Бакро, и я понимаю, что ему сейчас очень весело. — Она только проявляет к тебе дружеские чувства.

Я стираю собачьи слюни с лица рукавом курточки. Собака здоровенная (относительно меня, конечно), так что слюней во рту у нее полно.

Рози снова располагается рядом с Бакро, чтобы ему было удобно почесать ее за ухом. Она удовлетворенно вздыхает, и ее хвост начинает так энергично бить по земле, что поднимается пыль.

— Ну, подойди, погладь ее, — предлагает Бакро.

Мне и хочется ее приласкать, и немного страшновато. Но я все же приближаюсь к ней и глажу ее по спине. Шерсть у Рози короткая и жесткая, совсем не такая, как была у ручного мышонка, который пробыл у меня с пару недель.

— А где ты ее взял? — спрашиваю я и смеюсь. — Боже, никогдане слышала, чтобы у малявки была собака.

— Ее бывшие хозяева держали эту бедняжку во дворе на цепи, — поясняет Бакро. — И днем и ночью, сутки напролет. Ей не разрешалось заходить в дом, никто с ней никогда не гулял, не играл, да и вообще они практически не обращали на нее внимания. Ни о какой любви, разумеется, с их стороны и речи быть не могло.

— И ты решил ее освободить?

Он кивает:

— Но это было очень сложно сделать. Она довольно долго не подпускала меня к себе. Когда я появлялся во дворе, она начинала рычать и лаять, натягивать цепь до предела, пытаясь добраться до меня.

— И как же ты поступил?

— А вот как. Существуют две вещи, в которых малявки превосходят всех остальных. Мы очень умные и к тому же исключительно терпеливые. В течение двух недель каждую ночь я ласково разговаривал с собакой и приносил ей гостинцы. Поначалу она и знать меня не хотела, но потом дело пошло на лад. Она, по крайней мере, перестала шуметь и уже не отказывалась от угощения. Затем она позволила погладить себя. Прошла еще неделя, я перерезал ее ошейник, и с тех пор мы с ней не расстаемся.

Мне становится смешно:

— Похоже на сказку из книжки, правда? Как Джек Шпрауль приручил ястреба с алым хвостом.

— Может быть, только нам не приходилось спасать сына вождя, как это сделал Джек со своим ястребом.

— А ты можешь прокатиться на ней верхом, как Джек на ястребе? — интересуюсь я.

В голове рисуется забавная картинка: мы несемся по территории верзил вперед, свободные и счастливые, ветер бьет в лицо, а я скачу на собаке все быстрее и быстрее, и никто не может догнать нас.

Но Бакро отрицательно качает головой:

— Нет. Рози не позволяет ничего на себя надевать: ни уздечку, ни ошейник. Она даже тележку тащить не хочет. Мне кажется, она слишком долго оставалась привязанной на цепи, и у нее плохие воспоминания о сбруе любого типа.

— Но как с ней могли так жестоко поступить? — удивляюсь я, поглаживая жесткую спинку Рози.

Бакро только пожимает плечами:

— А почему верзилы вообще делают много такого, что поражает нас?

Его вопрос кажется мне риторическим, но он ждет ответа.

— Потому что они могут это сделать, — отвечаю я. Мне это не раз объясняли родители с самого детства.

— Вот именно. И все малявки знают это.

Я сразу догадываюсь, зачем он напоминает мне об этом. Может быть, чуть раньше он и не стал ничего говорить по поводу дружбы с Ти-Джей, но сейчас дает понять, чтобы я была с ней поосторожнее. Неважно, какие отношения связывают нас, она все равно остается верзилой. Ей требуется лишь один раз серьезно рассердиться, чтобы посадить меня в стеклянную банку. Или расплющить в лепешку, особенно над этим не задумываясь.

Я, конечно, не утверждаю, что она поступит именно так. Скорее всего, этого никогда не произойдет. Но дело в том, что в принципе она физически в состоянии это сделать.

Бакро гладит собаку в последний раз, после чего подзывает меня к себе.

— А теперь посмотри вот на это.

Он поворачивается и тут же исчезает в ворохе сухой травы. Я следую за ним, а он уже ждет меня у входа в кроличью норку, вырытую между корней кедра. Рози стоит позади нас, но я уже не нервничаю, и мне приятно сознавать, что я могу попросту игнорировать ее присутствие.

— Ты здесь живешь? — спрашиваю я.

— Не совсем так. Мне нужны запасные норы, где я мог бы спрятаться, если меня кто-нибудь увидит и захочет поймать. У меня в этой местности полно таких убежищ. Я убираюсь в них и оставляю там свечи и запас хвороста.

Все это хорошо, но зачем ему шататься по ночам, тем более в таком месте? Я осторожно осведомляюсь:

— А разве не опасно ночью оставаться на улице?

— Если ты хочешь избежать контакта с верзилами, то нет.

— А мне всегда приходили на ум только хищники, которые могут съесть меня в любую минуту, — признаюсь я. — Вроде той кошки, которая приняла меня за аппетитную закуску.

Но он со мной не соглашается.