Неразменный рубль

- Ты в первую очередь на работе, а потом уже на курорте. Не слушай его, мальчик. Он городит чушь. Никаких пропащих бесов в природе не существует, душа - это абстракция, которая не продается, не покупается и не может быть украдена или отдана. А Генка - просто шутник.

- Я говорю со школьником на понятном ему языке, - парень хитро изогнул губы, и неясно было, сдерживает он смех или негодование. И Латышев подумал вдруг, что ему не тридцать лет, а гораздо больше…

Захотелось уйти. Срочно уйти, убежать - как будто он куда-то спешил. Нет, не спешил - опаздывал.

- Ох, сдается мне, ты сам этот язык только что придумал… И никому, кроме тебя самого, он непонятен. И не засиживайся тут, у тебе дел невпроворот.

- Дела подождут, - тот махнул рукой и повернулся к Латышеву: - Кстати, меня зовут не Генка, а Геннадий Иванович.

Латышев же с приоткрытым ртом уставился на толстяка: ему вдруг показалось, что глаза у того разного цвета. Но толстяк уже повернулся к нему спиной, прошел в соседнюю комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

- А Наташка твоя по поселку рыщет, ищет черную собаку. Хочет выкупить у пропащего беса твою душу. Я ей сказал, что собаку убивать не обязательно, сойдет и живая… - «Геннадий Иванович» расхохотался.

- Зачем ты над ней издеваешься? - вспылил Латышев неожиданно для себя.

- Да как же над вами не издеваться? Говорил ей: нет никакого пропащего беса, никто не забирал душу у Сани Латышева, - не верила. А сказал, что нужна черная собака, - поверила тут же!

И тут Латышев вспомнил, что не говорил Наташке, где живет парень в сером костюме. Значит, она не могла сама к нему прийти.

- А… как она тебя нашла?

- А как ты меня нашел? Так же и она. Меня всегда находят, если я этого хочу. Рисовать двери на зеркалах для этого необязательно.

И тогда Латышев робко задал вертевшийся на языке вопрос:

- А ты - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо?…

- О как загнул… - протянул «Геннадий Иванович». - Я за свою жизнь не встретил ни одного человека, который хочет зла. Однако это не мешает людям его совершать. Разве хочет зла наивный старшеклассник, клеящий экспортные этикетки на «Массандру»? Он просто денег хочет, а вовсе не зла.

- И много зла в этих этикетках? - неуверенно осклабился Латышев.

- Нет, не много. Просто обман и надувательство. Статья сто восемьдесят семь - мошенничество и сто пятьдесят четыре - спекуляция.

Он и про «Мастера» под подушкой знал… Откуда? Про «Массандру»-то откуда? Ведь это год назад было… Наташка могла про сумку и не рассказывать - этот Гена и без нее все знал. Если… если он в самом деле… как Азазелло, то и говорить ничего не нужно.

В соседней комнате раздались скорые тяжелые шаги, дверь приоткрылась и толстяк проворчал:

- Кончай треп. А про девочку и черную собаку я с тобой потом поговорю.

Латышев едва оглянулся, как дверь закрылась снова, и глаз толстяка он рассмотреть не успел.

«Геннадий Иванович» слов своего начальника будто и не заметил. И в зрачках его снова на миг вспыхнул зловещий огонь.

- Все предопределено заранее, Саня Латышев… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть - несчастье… Легкие деньги, убитая девственница. Все предопределено.

Латышев похолодел, хотя в другой раз посмеялся бы над мистификацией.

- Все это полная ерунда… - выговорил он, только чтобы успокоить самого себя.

Но Гена улыбнулся вдруг, рассеивая наваждение:

- Ладно. Иди домой, мне в самом деле пора.

Только тревога от его улыбки не прошла… Латышев поднялся, понимая, что больше ничего ему тут не скажут, но на пороге «Геннадий Иванович» его окликнул:

- Слышь, Саня Латышев… Ты только дома ее жди, ладно? Искать не ходи.

И голос у него при этом был добрый и просительный, а не хитрый и глумливый. Да Латышев искать ее и не собирался! Впрочем, как и ждать.

Он спустился по лестнице быстро, перескакивая через ступеньку - ему хотелось убежать как можно скорей. Избавится от холодка, гулявшего между лопаток. Может, этот страх и был необъяснимым, но вовсе не иррациональным. Что-то свербело внутри, неясное еще чувство вины… И, конечно, надо было рассказать Олегу о том, что «Геннадий Иванович» знает о сумке. Можно не приплетать никаких сказок - Наташка рассказала, и все тут… И, конечно, Латышев был ни в чем не виноват - почему это он должен отвечать за Наташкину глупость? Да и Олег тоже хорош: нашел, где говорить о делах - при всем честном народе. Но прийти к Олегу и прямо все рассказать? Нет, это представлялось Латышеву совершенно невозможным. Особенно если он вспоминал взгляд Олега на пляже, когда Наташка заявила о сумке во всеуслышание.

Он хотел бежать еще быстрей, но вдруг остановился между двух зеркал в вестибюле: ему почудилось, что нарисованная и смытая со стекла дверь приоткрывается бесшумно и…

Убитая девственница! Если такое простое поручение стоит столько же, сколько мама получает в месяц, то что в ней, в этой сумке? За такую удачу мало черной собаки… Кто позволит Наташке кричать об этом на каждом углу?